Плача и плача, Госуйдэн с тоской обратила свою речь к лошади:

— Лошадь — это воплощение Каннон с лошадиной головой[342], одно из тридцати трёх воплощений Каннон[343], спасающей всех живых существ. С той весны, когда мне минуло восемь лет, я без устали молилась, ведь её благодеяния верующим нескончаемы. Когда на этой страшной дороге я увидела лошадь, я подумала: как было бы хорошо, если бы ты помогла мне. Если мне суждено родиться буддой, тебе глубоко воздастся за твои благодеяния. Если же я стану богом, тебе станут молиться, как спутнику бога.

Тем временем, повинуясь государеву приказу, воины вытащили карающий меч, собираясь обезглавить её. Госуйдэн взмолилась:

— Погодите немного! Я каждый день читаю тридцать три отрывка «Сутры Каннон», а сегодня ещё не читала.

Она вытащила из-за пазухи сутру и начала читать. Её голос был так сладок, как голос калавинки. Демоны и звери, деревья и камни, слушая, прониклись смыслом буддийского учения, осуществили свои сокровенные желания, а небожители сошли с небес.

Закончив читать, она сказала:

— Вам надлежит убить меня, но нельзя убивать, пока у меня в чреве находится принц! — Как будто обращаясь с просьбой к ребёнку, который был у неё в чреве, она произнесла: — Как ты сможешь, родишься, если меня убьют? Родись сейчас же!

И принц тут же родился. Мать завернула его в свою верхнюю одежду, свои длинные, до пят, волосы она поднесла как прощальный дар буддам и богам, трём сокровищам, горным божествам, всем, вплоть до тигров и волков.

— Защитите принца! — взмолилась она.

Обернувшись к принцу, она попросила его:

— Когда деревья будут покрываться листьями, думай, что это одежда, которую дала тебе твоя мать. Когда заколеблются кусты и травы, считай, что там прошла твоя мать.

Она завещала ему такое стихотворение:

Подножье той дальней горы,

Где оставили сироту,

Обходите стороной.

О, бури! О, холодный

Осенний ветер.

— Когда меня убьют, в моём теле останется три коку шесть то молока. Пей его, пока тебе не исполнится три года, — сказала она, обернувшись к только что родившемуся младенцу. Как это горько!

— А теперь убейте меня!

Воин обнажил карающий меч и отсёк ей голову. А её тело отскочило к лежавшему неподалёку ребёнку. Напрасно было ждать, что в нём появится молоко. Глядя на это, даже сердца бесстрашных воинов сжались, и они завздыхали:

— Долго живём мы на свете, но столь ужасных вещей видеть ещё не доводилось!

Однако что теперь было делать? Воины взяли голову Госуйдэн и плача отправились в обратный путь.

Немного спустя из мёртвого тела стали вытекать три коку шесть то молока, и ребёнок начал пить его. С древних времён и до наших дней не было столь глубокого материнского благодеяния. И знатные люди и простые не должны о таком забывать и должны следовать сыновней почтительности.

Итак, Госуйдэн умерла. Но она обладала такой добротой и любовью, какой не обладают ни знатные люди, ни простые. Для того чтобы воспитать ребёнка, которого она выносила, она отрезала свои волосы длиной в восемь сяку и разделила их как подношение между всеми: от Брахмы и Индры наверху и до богов крепкой земли внизу — это прекрасно. Она молила: «Защищая его до трёх лет, вырастите принца!»

Ещё она сказала: «Ведь и дикие звери, у которых нет сердца, жалеют детей. Каждый подумает об этом с благодарностью, так что пусть охраняют принца!»

И правда, звери, у которых нет сердца, опустили головы и пролили слёзы, и обещали по очереди охранять принца ночью и днём. Взбираясь по ветвям, они разыскивали плоды деревьев, спускаясь в долину, они черпали воду, они охраняли тело Госуйдэн и взращивали принца. Удивительное дело! Госуйдэн была невиновна, она погибла оклеветанная, поэтому будды и бодхисаттвы пожалели её, смягчили даже сердца зверей, чтобы те неотлучно охраняли ребёнка.

Так шли месяцы и дни, выпадали дожди, росы, снег, иней. Останки Госуйдэн высохли и превратились в белые кости. И только её левая грудь осталась того же цвета, что была, и оттуда текло молоко, и это молоко питало принца. Ребёнок подрастал, днём он ходил в горы, где его кормили звери, ночь он проводил, прижавшись к мёртвому телу матери. Рассветало и смеркалось, ведь над временем не властны даже стражи застав. Быстро минули три года.

Тигры и волки сказали:

— Мы обещали охранять ребёнка, но срок закончился незаметно. Пришло время спрятать останки.

Они собрали кости, разбросанные здесь и там, и укрыли их листьями деревьев в расщелине между скалами. После этого они ушли туда, где живут тигры и волки. Теперь принц остался один. Он поднимался на горные пики, спускался в долины, и тоска его была неизбывна.

В горах спутниками мальчика были страшные тигры и волки, за годы и месяцы он привык к ним и испытывал к ним привязанность. Но когда даже звери разбрелись кто куда, его младенческое сердце стало страдать от одиночества. Как это горько! Так шли месяцы и дни, и вот принцу уже исполнялось три года.

В то время у подножия этой горы обитал почтенный отшельник, мудрый странствующий монах. Однажды, собираясь читать сутру, он развязал тесёмку и увидел, что сутра была изъедена червячком. Внимательно рассмотрев получившийся узор, он прочёл такое стихотворение:

Горный отшельник,