Не позднее 3 апреля Бомелиус получил известие, что обвинения в чародействе сняты, однако ему запрещено заниматься врачевательской наукой. В отчаянии он передал через жену записку архиепископу Паркеру, пустив в ход свой последний, и, как ему казалось, самый сильный аргумент: «Преосвященнейшему предстоятелю Матфею, архиепискому Кентерберийскому, которого да хранит наш Господь. Ваше преосвященство! Поскольку обязанность доброго слуги повелевает предостерегать господина от грозящих бед, благодаря которой, призывая имя Господне, с тщательными приготовлениями и благоразумными решениями, он либо избежит грозящих опасностей, либо облегчит их, я посчитал и своим долгом в настоящих тревожных обстоятельствах безбоязненно открыть то, что благодаря долгим наблюдениям, ежедневному опыту на настоящий момент самым твердым образом установлено. Если сие, после моего предупреждения, правители Государства английского с доверием примут во внимание, они отвратят многие уже угрожающие обстоятельства и причины многочисленных зол и Родине своей наилучшим образом посодействуют своим решением. И дабы смог я тебе, отче (чью единственную в своем роде рассудительность, осмотрительную умеренность и любовь к отечеству не только англы, но и все иностранцы замечают и им удивляются), открыться и свободно припасть к твоей груди, не без великой выгоды для всей Англии и благополучия многих, усиленно тебя молю, чтобы после завтрака, если дозволит это твоя наиважнейшая занятость, дозволено было мне прийти к тебе, отче, чтобы ее Королевское Величество без задержки узнала твоим посредством мое мнение. Чтобы ты это сделал, по справедливости убеждают и понуждают тебя твое Отечество, благополучие досточтимой и благочестивой Государыни и твоя предусмотрительность, которая столь сильно в тебе проявляется. Будь здрав, отче. Из королевской тюрьмы, Музам чуждой. 3 апреля 1570 г. Твоему, отче, повелению повинующийся Елисей Бомелиус, врач-физик».

Неосторожное письмо, в котором доктор выразил готовность сообщить при личной встрече некие сведения, касающиеся безопасности королевы, лишь усложнило ситуацию, т. к. в нем содержался намек на причастность Бомелиуса к заговору. Именно в это время Тайный совет был занят расследованием по делу итальянского банкира Роберта Ридольфи, заподозренного в подготовке покушения на Елизавету. В «заговор Ридольфи» были втянуты шотландская королева Мария Стюарт, находившаяся под домашним арестом в Лондоне, герцог Норфолк и испанский посол.

Архиепископ Паркер не решился взять на себя ответственность и в тот же день отправил послание государственному секретарю Уильяму Сесилу. Он писал: «Сэр, считаю своим долгом уведомить Вашу честь, что я намеревался снять обвинения с Бомелиуса сегодня вечером или завтра утром, с тем чтобы он имел возможность покинуть округ в ближайшее время, выразив тем самым свое доброе расположение к нему, которое нашло поддержку у Совета Ее Величества, как сообщил мне от имени лорда-хранителя королевской печати и от вашего имени сэр Уильям Фицвильямс. Прежде чем я успел совершить сей поступок, упомянутый Бомелиус прислал сегодня утром ко мне свою жену с письмами, которые я направляю вам, и поскольку содержание их мне представляется крайне важным, я думаю, будет правильным прислать доктора к Вашей чести, чтобы вы могли разобраться в этом вопросе самым тщательным образом. Я не вполне понял [из письма], что он хотел сказать, но я боюсь, что здесь не обошлось без дьявольских козней. Было бы хорошо, если бы вы разобрались в этом, но я подозреваю злой умысел, поскольку не далее как вчера слышал [на исповеди] о попытке покушения (если это соответствует действительности) через отравление провианта на кораблях Ее Величества. ‹…› Если слова этого человека (Бомелиуса. — Л.Т.) есть не более чем астрологическое предсказание, то не стоит воспринимать его всерьез, но я не исключаю такой возможности, что преступный замысел будет осуществлен в канун Пасхи. Я распорядился дать ему послабление в Королевской тюрьме, где до сих пор он содержался в строгих условиях, но предупредил стражу, чтобы он не оказывал врачебной помощи подданным Ее Величества».

Пасха в 1570 г. выпала на 5 апреля. Оставалось не более двух дней, чтобы проверить подозрения архиепископа Паркера. Если в правительстве и рассматривалось тайное предложение Ивана IV о предоставлении королеве Елизавете убежища в Московии как приемлемый выход из ситуации, то после записки архиепископа путешествие по морю полностью исключалось. Скорее всего, опасения Паркера подтвердились, т. к. дело доктора приобрело политическую окраску. Из друга и покровителя Сесил превратился в официальное лицо.

Элезиус Бомелиус был доставлен к государственному секретарю, и между ними состоялась беседа. Не удовлетворившись содержанием разговора, 7 апреля доктор отправил Уильяму Сесилу часть рукописи «Полезная астрология» и приложил собственноручное письмо. Он писал, что, по его мнению, учитывая показания гороскопа королевы, а «также положение звезд во время ее вступления на престол, которые он открыл [во время последней встречи], необходимо принять соответствующие меры для блага нации». Слова доктора были истолкованы как доказательство его причастности к заговору.

В конце апреля Бомелиус написал государственному секретарю отчаянное письмо, что «не дождался [от него] ответа на свое предложение служить Королеве», что за это время он получил несколько записок от русского посла с предложением отправиться в Московию, но без совета и разрешения Сесила не может дать согласия. Он обещал передавать «информацию политического характера и присылать ежегодно небольшие подарки». Бомелиус просил решить его вопрос до ближайшего воскресенья, с тем чтобы Совин мог представить королеве его нижайшую просьбу, объяснить причину его пребывания в темнице и выхлопотать разрешение отправиться в Московию в сопровождении жены и слуги.

Миссия Совина в Лондоне близилась к завершению. Русский посол был доволен результатами переговоров: королева поставила свою подпись под текстом союзнического договора. Выполняя его условия, английское правительство предоставило Москве помощь оружием и боеприпасами: 14 кораблей готовились к отплытию в Балтийское море. К королям шведскому и датскому были составлены грамоты с просьбой беспрепятственно пропустить флот в Нарву с уплатой «обычных зундских пошлин». Однако с заключением соглашения о предоставлении взаимного убежища вышла заминка. Короткий навигационный период требовал скорейшего отправления, а Тайный совет тянул время с подписанием документа.

Шестого мая русский посол утратил хладнокровие и обратился к Уильяму Сесилу с пожеланием ускорить составление ответа на секретную грамоту, так как «время уходить». В записке подчеркивалось, что для ратификации союзнического договора царь ожидает прибытия от английской стороны Антона Дженкинсона.

Совин был уверен в успешном завершении переговоров, но обстоятельства к тому времени изменились. Булла Папы, обнародованная 24 февраля 1570 г., не оказала того действия, на которое расчитывали в католических кругах. Восстание в Норфолке было жестоко подавлено королевскими войсками. Условия содержания Марии Стюарт ужесточились. «Заговор Ридольфи» находился под контролем Тайного совета. Нужда в политическом убежище для королевы отпала.

В начале мая губернатор Московской компании в записке, посланной через Дженкинсона, просил Сесила отложить ратификацию союзнического договора на год и вместе с тем скорее завершить дела, поскольку «время года уже позднее». Государственный секретарь выполнил пожелание купцов. Совин получил королевский «отпуск» 18 мая. Во время аудиенции ему был вручен ответ Елизаветы на тайную грамоту Ивана Грозного. Королева отклонила предложение о предоставлении ей убежища в России, документ оговаривал лишь условия пребывания царя в Англии. Корабли Московской компании были готовы к отплытию, однако выход в море все еще задерживался: ждали Дженкинсона и доктора.