Я хлопнула Библией о стол, вскочила со своего места и распахнула заднюю дверь. Я стояла и держала ее широко распахнутой, наблюдая, как Хью медленно, превозмогая боль, берет свой пакет, надевает пальто и шляпу, а затем молча идет ко мне. Сначала мне показалось, что у него затруднено дыхание. Только в следующую секунду я осознала, что он плачет. Плачущий старик, окутанная печалью комната, даже дождик за окном тихо лил слезы… Я закрыла дверь, отгородившись от плачущего мира.

– Извините, Хью, – начала я. – Я не…

– Я тоже, – промолвил он. – Мне тоже жаль. Я все не так понял…

– О чем вы?

– О том, чем занимаюсь. Я пустился в эту сумасбродную погоню за намеками и уловками… – Священник остановился, шумно сопя, а затем рассмеялся. – Это ужасная метафора, если вообще это можно назвать метафорой… Я вполне серьезен, хотя есть что-то весьма забавное в священнике, который через поисковик «Гугла» пытается узреть истину. Вам так не кажется? – Хью отвернулся, но не замолк: – Все, что я делал, – избегал правды, не хотел гуглить, как говорят молодые, из страха, что вы скажете, чтобы я больше не приходил. Я стал немного вами одержим, Рут.

– В следующий раз… – начала я.

– В следующий раз я не поддамся греху недомолвок. Мы начнем с чистого листа. – Спрятав носовой платок, он взял меня за руку и сказал: – Мир Господа нашего да прибудет с вами всегда.

Мне следовало бы традиционно ответить: «И с вами тоже», но ответ, вертящийся на моем языке, не слетел с него. Священник, человек мудрый, подозревал меня в смертном грехе. С меня довольно. Я не вправе желать кому-либо мира. Знает ли он, что я виновна, или просто подозревает меня? Мне казалось, что знает, но я не могла понять, откуда он мог узнать. В глубине души я и сама подозревала себя, вот только не знала, как я могла, если могла…

Когда Хью ушел, все, что осталось мне, – книга в черном переплете.

Благословения остались не произнесены, а правда – не прочитана.

* * *

Когда-то я была брокером веры и торговала акциями на безумном фьючерсном рынке, который охватил всю страдающую от засухи страну. Я проводила долгие часы в офисе, а бывшего мужа использовала в качестве няни. Вполне в духе отношений, которые сложились в мире в то время. Мы транслировали стримы с наших вечерних богослужений, проходящих при свете языков пламени костров и свечей. Я воображала себе их: собравшихся перед экранами компьютеров, задержавшихся поздно на работе служащих, готовых в любую секунду свернуть окно, если появится босс; матерей семейств, проскользнувших к себе в спальни, пока их супруги смотрят новости; пожилых леди в креслах; подростков со своими подружками. Так, по крайней мере, свидетельствовали цифры. Я много времени проводила в «центре» вместе с Амалией и Евой. Газовый нагреватель включен. Воздух в фургончике спертый, удушливый. Мы набираем слова, которые зародились в моем мозгу утром, вносим поправки на сайт и проверяем счета. Ева была человеком, которому удавалось невозможное: живя погруженной в веру Розы в тиши Велла, она умудрялась действовать как человек из реального мира. Опыт работы в США породил в душе Евы уверенность в том, что ничего зазорного в прибыльности религиозной деятельности нет. Любое предприятие должно инвестировать в свое будущее и расширяться. Дороти говорила, что у Розы есть свои планы на каждую из нас. Каждая владеет своим языком для выражения воли Розы. Она изъясняется языком живописи, я облекаю волю Розы в слова, Джеки говорит на незнакомых языках, а Ева владеет языком финансов. Я спросила насчет Амалии. Дороти сказала, что тут дело в харизме. Амалия утверждает волю Розы посредством своей харизмы.

Моя роль кузнеца слова была тягостной и опустошающей. Пока Люсьен спокойно спал в соседней спальне, я большую часть ночи проводила без сна. Полагаясь на печку внизу, толстую ткань флисовой толстовки и полуперчатки, которые сохраняли тепло тела, я работала за своим лэптопом, отвечая на молитвы тысяч приверженцев Розы. Сестра Амалия выбирала те, на которые ответить следовало мне, на остальные она отвечала от моего имени сама. Крики одиночества и горя вспыхивали на экране подобно крикам у врат чистилища. Сообщения, все увеличиваясь в своем числе, приходили из всех уголков королевства, со всего мира.

«Помолитесь за нас, Матушка Рут. Мой муж потерял работу».

«Мой сын совершил дурной поступок. Может ли Роза его простить?»

«Роза дарует нам дождь. Утром я ощутила это по рукам. Благослови Розу».

«Я вдова. Все, что у меня теперь осталось, – это Роза. Помолитесь за меня в моем одиночестве».

Часы протекали в гипнотическом беспамятстве. Иногда я просыпалась утром, лежа на полу спальни. Я не помнила, что делала ночью. Единственным материальным свидетельством была длинная череда сообщений, на которые я ответила по интернету. Когда я отвечала на одну мольбу, тотчас же появлялась другая. Зажигались виртуальные свечи, мерцая на экране, взывая к моему сопереживанию.

Кликните на Роза, когда вы молитесь о дожде.

За прошедший час 1115 человек молились о дожде, но, помимо Велла, в остальных частях страны никакого дождя не выпадало. Когда в Велле во время богослужения шли дожди, верующие «толпились» на сайте, смотря прямую трансляцию. Они сидели в лишенных воды кухнях, взирая на бесплодные русла пересохших рек и загнивающих каналов, где тележки для покупок торчали из грязи подобно скелетам мертвых земноводных. Они собирались в молитвенные круги в церквях, на кладбищах которых росли лишь пластмассовые цветы, а могильные камни покосились, так как земля под ними просела. Они набирали на клавиатуре сообщения посреди ночи. Они прислушивались к ветру, стучащему во входные двери, которые теперь запирали, чтобы уберечься от воров. Ветер гремел пустой клеткой для кроликов в конце сада. Эти тысячи выбирали наш стрим, чтобы услышать стук дождевых капель по листам жести на крыше амбара, бульканье дождевой воды, стекающей из водосточных труб в канавы. Дождь капля за каплей отсчитывал время, попадая в корзину для мусора, когда ливень сменялся умеренным дождиком. Если бы мы могли, то позволили бы зрителям вбирать в легкие запах дождя, если бы мы смогли передать по проводам ощущение влаги, то обязательно передали бы.

«Быстрый доступ к Розе, – зазывали мы. – Лишь щелкните по иконке».

Когда число извещений от правительства возросло, сестра Амалия отсканировала их и они были выложены на нашем сайте для организации кампании в защиту. Сестры и я сообщали в Твиттере нашим последователям о каждой новой официальной бумаге. Мы просили их писать членам парламента, и они писали. Мы призывали их выходить на марши протеста, и они выходили. Мы организовали день мирного моления в защиту Велла. Люди собрались перед ратушами и правительственными учреждениями, перед Уайт-холлом и возле мемориалов памяти жертв войны. На больших экранах в прямом эфире транслировалось богослужение из Велла. Люди молились о Велле, дожде и сестрах. Марк даже позвонил адвокату, услуги которого мы не могли больше себе позволить и который к тому же не верил в то, что мы можем выиграть иск.