Идея с картиной родилась в голове у Валентины тогда же, когда она отдала Гене Геннадьеву чётки и карту, только она не представляла, как эту картину передать Лаврентию Граффу. У неё было такое ощущение, что у того вообще не было никаких увлечений. Он занимался компьютерами. Тем, от чего Валентина была бесконечно далека. Ещё он подрабатывал проституткой, удовлетворяя богатых дам. Но тут мешало то, что Ларри Графф приходил на встречи с женщинами в наркотическом опьянении. А с разумом, который находится под кайфом, работать было невозможно.

Единственный страх Лаврентия Граффа, о котором было известно Валентине, был страх перед укачиванием. Точнее, перед плавным покачиванием воды. И то, он регулярно плавал в бухте, борясь со своей фобией.

Помогло желание Граффа найти себе ещё спонсоров. Также помог Геннадьев, предложивший Граффу сходить на выставку вышитых картин.

Валентина много вышивала, когда могла видеть. Эти картины стали бесполезны с потерей зрения, она не могла больше насладиться ими. Поэтому она решила картины продать, а одну она зарядила на Лаврентия Граффа, как магнитят стрелку, чтобы она указывала на север.

Сработало.

И Ларри Графф начал медленно сходить с ума.

Заставить отца, в порыве умопомешательства, убить собственного сына. Ещё один отец, ещё один ребёнок. Валентина смаковала месть.

Но сегодня вмешался неожиданный человек.

Валентина не ждала, что её падчерица поймёт все её намерения и согласится с ними. Она любила Аню как дочь, и не смогла бы причинить ей вреда, но она не могла бросить начатое на полпути. Попытавшись проникнуть в Анины мысли, она услышала лишь грохот. Зато послание, оставленное ей мальчику — посадить папу на корабль — привело к желаемому результату: разум Ларри Граффа сломался.

Каково же было удивление Валентины, когда она почувствовала, что Ларри Графф пришёл в себя и думает о её падчерице. Женщина сразу поняла, что Аня вмешалась в процесс. Может, напрасно она ей показала слишком много накануне. Она думала, что падчерица испугается и отступит, как в случае с Тумановым, но, оказалось, Аня стала сильнее.

Что ж. Старушечьи губы разошлись в неприятной ухмылке. У неё осталась ещё пару козырей. И у лежащей в коме девочки ещё хватит сил, которые питают тёмное колдовство Валентины. Разыграем следующую карту. Карту с мёртвой женщиной.

3

Миша успел позвонить Ларри до того, как того накрыла очередная волна забытья.

— Брат, горю от нетерпения узнать, что же тебе удалось выяснить у мадам Тумановой. Надеюсь, ты не забыл, что твоя миссия заключалась не только в том, чтобы дрючить её до потери пульса, — он хохотнул.

Ларри поморщился.

Пятнадцать минут назад девочка-репортёр привезла его домой и уехала на работу, пообещав Ларри, что позвонит ему вечером. Обязательно позвонит, ведь ей так хочется с ним встретиться ещё раз. Ларри с большим энтузиазмом мечтал о свидании с ней после встречи в Выставочной галерее. Может он тогда не обратил внимание, а может обстановка была другой, но в этот раз она показалась Ларри какой-то дурочкой. Слишком простая, без интриги. И неужели она так запала на Ларри, что не сводила с него глаз, пока они разговаривали, и чуть ли не гладила его по ноге, пока отвозила домой? Ну а почему нет? Он мужчина видный.

Ларри решил, что пусть звонит, и они закончат сегодняшний день динамичным кувырканием в постели. И в этот раз ртом будет работать не Ларри.

Дома же его ждало убаюкивающее спокойствие. Ни тебе этой стервы Тамары, ни болтушки Ани, ни капризов Лизы. Ларри сразу почувствовал прохладное покачивание.

После того, как он переоделся и сходил в душ, смыть с себя пот после дневной жары, ему позвонил Миша, хотя Ларри так не хотелось ни с кем разговаривать. Ему хотелось постоять напротив картины и помечтать.

Но он взял телефон, чтобы поговорить с другом. И, поскольку того интересовало только одно, наискорейшим способом избавиться от него, было ответить на его вопросы.

— Миша, она предостерегла меня покупать акции у Туманова. Она говорит, что он — неуправляемый зверь, и сама не полезет к нему с этими предложениями. Она боится, что он узнает о нас, и убьёт обоих.

— А ты что об этом думаешь? — спросил друг.

— Туманов — старпёр, алкаш и наркоман. Но клиентку я потерять не хочу.

— Неуправляемый зверь, говоришь, — задумался Миша. — Тем интереснее. Ладно, если в парадную дверь не пускают, зайдём с чёрного хода. А как ты думаешь, Лиза Туманова претендует на эти акции?

— Я думаю, она его единственная наследница. Завещание он вряд ли будет составлять, поэтому всё его богатство перейдёт к жене. А что, ты решил его грохнуть?

— Нет, что ты!? Но если алкашка поставит точку в его жизни, думаю с мадам Тумановой договориться будет легче.

— Это точно.

— Ладно, брат, у меня тут делов по бару. Я тебе позже позвоню, ну или завтра созвонимся.

— До связи, — ответил Ларри и отключился.

В квартире было душно, хотя сплит-систему Ларри включал, когда вошёл. Ему захотелось мороженного, а в холодильнике у него хранились несколько стаканчиков ванильного, поэтому он взял один и встал напротив картины.

Ларри показалось, что в картине произошли изменения, но рациональная часть его разума, возразила против этой теории. Не смотря на это, Ларри подошёл ближе к картине, и стал разглядывать детали. Впервые после покупки он решил рассмотреть картину подробнее.

Фрегат двигался на Ларри, разрезая носом воду, которая белой пеной бурлила вокруг корпуса корабля. Он двигался полубоком, так что на борту видно было название — Leo’s vindicta.

Из орудийных портов судна торчали стволы пушек, над которыми клубился дым после выстрела. Корабль, казалось, поворачивался боком и готовился к новому залпу.

Над фрегатом летали чайки: четыре птицы кружили над мачтами. А это значит, что корабль недалеко от берега, может даже атакует не другое судно, а форт.

Небо над фрегатом было пепельно-серым, а вода бутылочно-зелёной.

Ларри услышал крики чаек, всплеск воды, ударяющейся о борта. Ему показалось, что он услышал крики команды. Он вспомнил, что что-то не сделал. Не успел сделать. Не избавился от скверны. Он не помнил, была ли скверна внутри него или в ком-то другом, но помнил, что должен был её уничтожить.

Как загипнотизированный он стоял напротив картины, забыв про стаканчик мороженного в руке, который таял и капал на пол.

Ларри плыл по волнам. Его покачивало из стороны в сторону. Сзади наперёд. И наоборот. От этого мерного покачивания мурашки бежали по коже, но, в то же время, оно так успокаивало, настраивало на нужный лад. Это было лучше, чем медитация.

Ларри не знал, сколько прошло времени. Стоя напротив картины, он потёр щёку тыльной стороной ладони и почувствовал боль в том месте, куда его ударила Аня.