– Я за автокомбинат сейчас играю. Команда у нас...

– Как называется? «Тормоз»?

– Нет, «Антифриз». Это мы ее так называем. Слабая команда. Но я неплохо играю...

– Молодец. Рад за тебя...

Глебу не терпелось поскорее отвязаться от Живчика. Народу в диско-баре много. Сейчас кто-нибудь обязательно займет свободные места за столиком Оксанки.

– Я это, хотел, чтобы ты меня посмотрел...

– Посмотрю, – кивнул Глеб.

– Может, меня в «Штурм» возьмут?

– Элементарно. Головатый сейчас хуже гестапо. Настоящий террор устроил. Всех, кто недоволен его политикой, будет гнать поганой метлой. Это его установка. А это значит, что скоро будет полно вакантных мест. Можешь дерзать...

Если команду покинут старые опытные игроки, ничего хорошего из этого не выйдет. Но Головатый настроен на кардинальные меры. И без сожаления будет расставаться со всеми, кто не согласен с его фашистской методикой тренировки... Впрочем, Глебу сейчас не до футбола. Нет больше сил держать на привязи боевого коня.

– Ну все, я пошел...

Он снова поднялся из-за стола. И снова Живчик его удержал. Снова смятение на лице.

– Это, ты, наверное, не знаешь...

– Что еще?

– Да это, Демьяна посадили. Он сейчас на зоне. Где-то через год откинется...

– А через четыре не хочешь? – усмехнулся Глеб.

– Да ну, его на два года осудили. А он уже год, считай, отсидел...

– Да? Может быть...

Глеб не стал вдаваться в подробности, известные только ему. Нет ничего зазорного в том, что ты мент. И в том, что ты усмирял зэковские бунты. Но попробуй объяснить это тем, кто косит под крутых. Живчик один из них и может не понять Глеба.

За участие в бунте Демьяну набросили лишних три года. И то, можно считать, легко отделался... Зато тяжело обделался.

Глеб хорошо помнил тот знаменательный момент. Он по одну сторону баррикад, Демьян по другую. Он запросто мог убить этого ублюдка. И ему бы ничего за это не было... Только не поднялась рука. Даже на такого нелюдя, как Демьян... Жаль, не было у того оружия – хотя бы какой-нибудь захудалой заточки. Тогда бы Глеб уничтожил этого выродка без всякого сожаления. Но Демьян был безоружен.

Через четыре года этот мокрушник выйдет на свободу. И снова возьмется за старое. И снова откроет охоту на Глеба... Зря он тогда его не пристрелил...

Но не надо о плохом, когда вокруг столько хорошего. Оксанка, например. Она хоть и не смотрит в его сторону. Но явно чего-то хочет...

Глеб поднялся со своего места.

– Подожди! – попытался остановить его Живчик.

– Подожду, – кивнул Глеб. – Только не здесь. А за этим вот столиком...

Он решительно подошел к Оксане.

– Привет! – развязно поздоровался.

– Где? – с пренебрежительной насмешкой спросила ее подружка Людка.

Сама Оксанка промолчала. Даже головой не кивнула в знак приветствия. С безразличным видом она смотрела куда-то мимо Глеба.

– Что где?

– Привет где?

– А-а, привет... Привет при мне...

– Покажи! – с кривой ухмылкой потребовала Людка.

Сама на пошлость нарывается.

– Я бы показал, – кивнул Глеб. – Да штаны снимать неохота... Но если ты поможешь...

Только не надо о нем так плохо думать. Это не он говорит. Это все пошляк поручик Ржевский.

Людка оторопела от такой наглости. Но Глеб на нее уже и не смотрит. Его больше волнует Оксанка.

– Оксан, дать бы тебе веслом по одному месту!

Снова поручик Ржевский отличился.

– Чего? – вытаращилась на него Оксанка.

– Веслом да по одному месту, – на бравурной ноте повторил старший сержант Ржевский... То бишь поручик Глеб Орлов...

– Зачем?

– А для поддержания разговора... Ты что, Оксанка, старых друзей не признаешь?

– А-а, это ты!

Все-таки вытащил он ее из раковины. Не зря, значит, старался поручик Ржевский.

– Я. Собственной персоной... Можно присесть?

Он сначала присел и только после этого спросил. Опять же для поддержания разговора.

– Оксан, а тебя не узнать. Говорят, ты первое место на конкурсе красоты заняла.

– Кто говорит?

Она все еще пыталась хранить внешнее безразличие. Но это у нее плохо получалось. Она нутром заглотила порцию лести, и губы уже растягиваются в улыбке.

– Да говорят... Да я и сам это вижу. Как увидел тебя, так сразу и понял, что ты у нас королева красоты.

– Правда?

И туман из глаз исчез. Огоньки в них пляшут. Пока еще холодные, но с каждой секундой становятся все жарче.

– О, Олежек идет! – обрадовалась Людка.

И как-то странно посмотрела на Глеба.

К столику подошли два крепко накачанных парня в длиннополых куртках из очень дорогой кожи. Вообще-то, верхнюю одежду полагалось снимать. Но не для этих молодцев писались законы.

В глазах мертвенная пустота, короткие стрижки, тяжелые челюсти, желваки где-то аж на загривках пузырятся. Мощные борцовские шеи украшали тяжелые золотые цепи.

– Привет, чувихи!

Да, эти парни, похоже, совсем недавно институт культуры закончили. Ну, очень культурные у них разговоры. Заслушаешься.

– Олежек! Ты прелесть! – растаяла Людка.

Она поднялась со своего места. Потянулась к парню, поцеловала его в щеку. Ответного поцелуя не дождалась. Но это, похоже, нисколько ее не смутило. Улыбнулась и соплей сползла на место.

– А ты чего сидишь? – спросил парень у Оксанки.

– О! Олежек! – вымученно обрадовалась та.

Тоже поднялась, тоже поцеловала его в щеку.

И тоже осталась без ответного поцелуя. Но на место не вернулась. Крутован Олег обнял ее за талию, затем опустил руку ниже, положил ее на ягодицу. Оксана не возражала.

– А это что за хмырь? – глядя на Глеба, спросил Олег.

– Да это... А хрен его знает, кто это? – хихикнула Людка.

– Это Глеб, – пояснила Оксана. – Мой старый знакомый...

– Да? Ну тогда пусть валит отсюда...

Глеб даже не шелохнулся.

– Эй, ты чо, не понял? – спросил крутован.

– А что я должен понять?

– Тебе же сказали, вали!

– Ты это не мне сказал. Ты девчонкам это сказал.