Но нет, Глеб не стреляет... Да он не может выстрелить. Не может! У него не хватает духу застрелить человека. Он не может убивать!!!

Демьян понял, что спасен.

– Ну, чего не стреляешь, пес? – злорадно хохотнул он. – Чего не стреляешь?!

Глеб молчал. Палец по-прежнему на спусковом крючке. В любой момент может ударить очередь. Но не ударит. Потому что Глеб не может убивать... А Демьян все не унимался.

– Стреляй! – орал он. – Стреляй! Это твой шанс!..

– Не могу, – честно признался Глеб.

– А я говорю, стреляй!.. Если ты не застрелишь меня, то я застрелю тебя. Не сейчас. Когда-нибудь... Ты труп, слышишь! Ты труп!!!

Демьян обезумел от бешенства. И просто не мог остановиться.

– Я убью тебя, мент! – кричал он. – Убью!!! Стреляй! Стреляй или ты покойник!

– Не могу, – покачал головой Глеб.

Демьян рассмеялся ему в лицо:

– Не можешь. Ты слизняк парашный! Поэтому не можешь!

– Не потому... Перед смертью человек должен быть чистым. А ты... Ты посмотри на свои штаны!

Теперь смеялся Глеб. И было с чего. Демьян с ужасом осознал, что приступ животного страха выдавил в штаны вчерашний ужин. Вдобавок к этому он еще и обмочился... Сейчас он уже ощущал свое тело. Но втянуть в себя всю эту гадость не мог...

Глава 3

Экономический факультет московского института. Это, конечно, круто. И Катрин испытала радость, когда увидела свою фамилию в списке поступивших. Только радость эта была не особенно яркой.

Она уже поступала в экономический институт. Удачно. И в этот раз не сомневалась, что поступит. Может, поэтому радость была какой-то смазанной...

Насчет Москвы они решили с мамой еще в конце прошлого года. Но шло время, а Катрин все оставалась дома. Артемка болел. Проблемы с финансами опять же. А потом Демьян был осужден и отправлен по этапу в колонию строгого режима. Вроде уже некого было бояться...

Но так хотелось уехать в столицу. Начать новую жизнь. И она рвалась в Москву. Сил не было терпеть... Это все мама. Это она забросила в ее душу семена соблазна. А летом соблазн созрел, пора было собирать урожай.

Если бы мама вдруг изменила свое решение, она бы отправилась в Москву вместе с ребенком. Но, к счастью, родители даже не пытались удерживать ее. Мало того, отец дал ей денег – целую тысячу долларов. Еще в начале этого года он устроился на работу в солидную коммерческую фирму. И с деньгами в семье было все в порядке...

В семье... Семья... Мама-бабушка, папа-дедушка и внук Артемка. Катрин среди них уже нет. Она в Москве... Впрочем, мысленно она всегда с ними. И если понадобится, она в любой момент вылетит в родной город... Но все же лучше оставаться в столице.

Москва... Как много... Стоп! Она не в театральный институт поступила, а в экономический... И все равно тянет на лирику. Она в Москве. И сердце у нее русское... Москва! Как много... Нет, лучше так. «Конфетки-бараночки, словно лебеди, саночки. Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные...»

Какой мороз в августе?.. Но гимназистки в Златоглавой все же наблюдаются. И без мороза чуть пьяные. От счастья, что поступили в институт. Радуются, ликуют...

Хотя нет, не все радуются. Некоторые девчонки откровенно грустят. А кое-кто из них готов биться головой о стенку... Неподалеку от Катрин остановилась одна из таких неудачниц. Очень симпатичная шатенка с красивыми глазами и стройной фигурой. Она долго смотрела в списки поступивших. Затем тяжко вздохнула. Видимо, не нашла своей фамилии.

Катрин посмотрела на нее с нескрываемым сожалением. Девчонка перехватила ее взгляд. И невесело так сказала:

– Не повезло.

– Ничего. В следующий раз повезет.

Катрин испытывала неловкость. Как будто она виновата в том, что эта девчонка не поступила.

– Вы, наверное, меня не так поняли, – усмехнулась шатенка. – Я как раз-то поступила...

– Да? – удивилась Катрин. – А я как раз подумала наоборот... У вас такой грустный вид.

– Давай на «ты», – предложила девчонка.

Действительно, они еще очень молоды, чтобы общаться на «вы». Да и не гимназистки они румяные с их дворянским воспитанием. Как-никак конец двадцатого века...

– Вид у тебя грустный, говорю, – перешла на «ты» Катрин.

– Чему радоваться? Думаешь, я хотела сюда поступать?

– А почему тогда поступала?

– Сама не знаю... Родители уговорили... Сейчас же экономический факультет – это очень модно и очень престижно. Без экономического образования ударником капиталистического труда не станешь... А я не хочу быть ударником. Я хочу быть с ударником...

– Извини, я тебя не совсем поняла?

– Парень у меня был. Его этой весной в армию забрали. Так вот он ударник. На ударных установках в нашем ансамбле играл...

Девчонка юморная. И очень современная. Плюс магнетическое обаяние. Катрин вдруг поняла, что очень хочет с ней подружиться.

– И я хочу быть с ударником, – улыбнулась она. – У меня парень тоже ударником был. И его тоже в армию забрали. Правда, еще прошлой весной...

Вряд ли она могла считать Глеба своим парнем. Но, как ни крути, среди мужчин нет никого ближе, чем он. А потом он отец ее ребенка.

– Он тоже музыкант? – оживилась шатенка.

Аж глаза загорелись.

– Нет. Он футболист. Но его можно назвать ударником. Так по воротам ударяет – только держись... Я хотела сказать, не ударяет, а бьет... Кстати, меня Катрин зовут.

– А меня – Лиза. А что, если я буду зваться Элизабет?.. Элизабет! Звучит?

– Нет, лучше Эльза!

– Эльза?! Здорово! Теперь это будет мое сценическое имя... Люди, держитесь за руки и не падайте! Перед вами выступает супермегазвезда Эльза!.. Это я себя так представила. Можно?

Из института они выходили вместе.

– Ты где живешь? – спросила Эльза.

– У тетки. Я приезжая...

– А я из Истры. Это Подмосковье... Только каждый раз домой не наездишься.

– В общежитии будешь жить?

– Пока да... А там посмотрим. Может, квартиру сниму. Вообще-то я в Гнесинку хотела поступить. И сюда документы подала, и туда. Только с училищем пролетела.

– Расстраиваешься?

– Еще как!.. Хотя ладно, у меня и без Гнесинки есть образование. Музыкальная школа с отличием... А-а, ерунда все это, музыкальное образование. На сцену и без этого можно пробиться. Пробиваются же люди. И без образования и вообще без голоса. Кому как повезет... Мне лично пока не повезло.

– Ничего, повезет.

– А ты, часом, ни на чем не играешь?