Кузи плодятся в тусклое время безверия, безнадеги, мнимой благополучности (список можно длить). Сейчас самое время циничных садистов, которых самих бы на дыбу и в чистилище, там таких кузь легион.

Я снял целую программу, посвященную двум очень непохожим друг на друга людей – Елене Исинбаеву и Александру Миндадзе. Если кто не в курсе (я больше про Миндадзе сейчас), это два прекрасных человека, спортсменка и сценарист первостатейный, с недавних пор и режиссер.

Неописуемо красивая наша Лена одержала неописуемо красивую победу для нас и для себя на московском ЧМ, после произнесла два слова на тему гей-пропаганды, и неописуемо убогие людишки стали ее поносить, буквально вытирать об нее ноги; дошли до геркулесовых столпов: требуют лишить нашу Лену регалий. Примерно в эти же дни именитому кинематографисту, известному всюду в эстетском мире, отказали в Минкультуры в финансировании его новой картины. А картины, надо вам знать, он снимает негромкие, про такие говорят «атмосферное кино», там мало слов, немного музыки, там много крупных планов, там герои занимаются тем, что, прах их возьми, беспрестанно поедом себя жрут вопросами, откуда мы и зачем. Это не тот жанр задорного идиотизма, который обречен на успех. И ему не дали денег. А в городе Заречном за долги газовики отключили Вечный огонь; я об этом в той же программе упомянул.

При всей разномасштабности все три факта объединены одним временем, читай – безвременьем, это сигналы, что капитализм наступил, и если у вас голос дрожит, а слеза набухает, это ваши проблемы, как сказал футболист Аршавин. Все три факта существенно уточняют картину мира.

В этом мире больше не заступаются за женщин, которые за нормальную семью; даже за знаменитых женщин, которые для своей страны сделали больше, чем все мужики вместе взятые. Красивая, мечтающая о ребенке и семье женщина брошена страной на заклание псевдополиткорректным сволочам. Сказали вроде бы пару слов Кобзон и Ковальчук, но определенно то были интервью про себя. Такое время: думай сначала о себе, потом еще раз о себе, а уже опосля, но очень осторожно – о том, кто нуждается в помощи.

Не то чтобы Миндадзе нуждался в помощи, даже в моей, но охватывает тоска, когда узнаешь, что ему предпочли Гай-Германику. И то сказать, там тоже терзания, двух героинь-лесбиянок, тоже ведь люди. Люди, делающие кассу. А фильм про то, что человеку, если он полноценный, не избежать «полымени уныния» – ну, кто это будет смотреть?! Предполагается, что никто. При всем уважении к знаковому автору, всю дорогу толкующему о душевных вибрациях, он старомоден, как Исинбаева, слишком высок для низкого времени. Тут скорость мышления, и та нужна лишь для профиту.

Теперешний мир создан для людей, скажем так, более прагматичных, нежели романтичных. Для людей, на которых, по Мандельштаму, нет печати проклятия внутренней сдержанности. Гнобите женщину, желающую родить от хорошего парня. Снимайте только комедии. Гасите вечный огонь.

Не бывает цинизма вообще, бывает цинизм – как оптимальный способ жить для тебя, самая для тебя комфортная среда, даже внешне красивая.

Я не кабинетный мальчик, я мотаюсь по белу свету и понимаю, что этот свет все более не похож на мои представления о том, каким должен быть. Пали нравы, да так глубоко, что даже дети теперь понятия не имеют, что такое вершина, масштаб личности, при котором человек не законченный эгоист.

Шестилетний Миша Давискиба спас на пляже «Омега» в Севастополе четырехлетнего мальчика, упавшего в воду с пирса, и я спросил у известной украинской журналистки, с шустрым пацаном и его родителями встречавшейся, каков в жизни герой. Она моментально отвечает: смешной. Щекастый, вихрастый, застенчивый.

Пирс – место для рыбалки, рыбаков, требующих тишины, разумеется, раздражают дети, детишкам, разумеется, начхать, они жизни полны, наши «кровь с молоком». Они радуются жизни, и это не требует от них напряжения силы и воли, они парят. Но малыш-то наш благословенный – не смотрите, что ему четыре – возомнил себя рыбаком и сачком пытался ловить махонькую рыбешку. Под стать рыбешке, которую хотел изловить маленький бедовый рыбак, там и глубина – четыре метра, пустяки.

Какой-то дядя-ухарь разбежался и, задев пацана, сиганул в воду. Малыш – за ним. А уже вслед за ним, мгновенно оценив обстановку, прыгнул Миша, схватил за руку и крикнул: «Держись!» Я, между прочим, профессиональный пловец, можно я скажу? Вытаскивать кого-то из воды – занятие, непосильное даже для подготовленных людей, а тут – шесть лет.

Миша догреб до лестницы, прикрепленной к пирсу, схватился за нее и помог малышу вскарабкаться.

Родители Миши не были очевидцами его благородства, но мама аж побледнела, увидев расцарапанного сына. Он объяснил, как смог, что на пляже помог другому мальчику.

Мама, разумеется, не поверила. А как проверить? Спасенный побежал со всех ног куда-то, его спаситель, не очень себя ощущавший, к маме. Мама сказала журналистам, что главная черта ее сына – это неисчерпаемая пытливость, он жаден до жизни, чертенок.

Но ведь со времен неолита такая характеристика распространяется на каждого ребенка, разве нет? А вот то, что мальчуган, я его видел, выглядит старше своих шести, это факт, выглядит крепче и мощнее. Любит сочинять рассказики (обещали прислать, детям прочту, мои тоже те еще сочинители), занимается борьбой и – правильно! – обожает плавать, человечек-амфибия.

Моя знакомая спросила крепыша, на кого он хотел бы быть похожим, малыш тут же ей ответил, что хочет быть похожим на папу, папа всем помогает, когда надо, спасает, папа – самый большой молодец.

Его отец Андрей Николаевич служит начальником криминальной милиции по делам детей, про него пишут «подвижник». Коллеги характеризуют его как отзывчивого, чуждого всяческой суете человека.

Ну, так здорово же, что мы имеем дело с таким мимезисом (подражанием)! Что сын, такой сын – в такого отца. Папа отшивает журналистов, говорит, он, сын, сделал то, что должен был; я в Киеве, думаю об этом пацане, о его папе, еду на съемки и улыбаюсь.

У меня нет намерения вас потрясти, я ласкаю себя надеждой, что вы прочтете мой текст и тихо улыбнетесь.

Я на такие вылазки, случающиеся раз в триста лет, буквальным образом опираюсь, превращаясь из странного дерганного персонажа в полнокровного улыбающегося малого. Я расскажу вам про Моршанск без литературного кокетства.

Моршанск стоит на реке под названием Цна. Городок красивый, река еще красивее, но не работает ничего, все вымерло, умерщвлено.

А ведь моршанские купцы отличались такой живостью, что их во время оно привечали аж на лондонской торговой бирже, их сельхозпродукцию сметали.

Теперь на всю округу там один сетевой монстр и импорт, импорт, импорт.

Свои имена в историю Моршанска вписали старообрядцы и даже скопцы; эти были известны на всю страну своими несметными богатствами, аж академик русской литературы Николай Лесков, отвлекшись от «Левши», восторженно – изумленно писал о моршанском купце Плотицыне. Так, мол, и так, такой это содержательный человечище, деньги его считали семь дней, больше считать не стали, запечатали в мешках (купец попал под следствие, как коряво сказали бы сейчас)…