Когда Императрица умирала, к ней вошел Миних… И ее последние слова были обращены к нему. Будто чувствовала она, что именно Миних разрушит ее мечту: «Прощай, фельдмаршал… Простите все…»

Нет, не зря покойница попросила прощения. Ибо ее дар Бирону был страшен. Во время ее правления курляндца защищали не только топор палача и кнут Тайной канцелярии. Главной защитой были сакральные, святые для Руси слова – «природная Царица», матушка народа. Дочь и внучка истинных Царей защищала безродного немца. Теперь его сакральная защита – матушка-Царица – лежала в Петропавловском соборе.

Французский дипломат Рюльер верно оценил ситуацию: «Теперь на престоле сидели малопонятные народу немцы и при них – жестокий и безродный Бирон».

Так долго продолжаться не могло.

Мать правящего новорожденного Императора Анна Леопольдовна и герцог Брауншвейгский ненавидели Бирона. Регент ненавидел их. Он требовал, чтобы родители Императора обсуждали с ним любые решения, даже личные вопросы. Регент унижал их – привычно вел себя всевластным хамом.

Уже в самом начале правления регента был открыт заговор – свергнуть Бирона и поставить на его место принца Брауншвейгского. Бирон обратился к Сенату и генералитету, и они поспешили встать на его сторону. Начальник Тайной канцелярии Ушаков сурово побеседовал с принцем… Но Бирон не успокоился. Он уже заболел болезнью власти – романтизмом. Он не смог понять своего нового положения – немца-временщика, дружно ненавидимого родителями Императора, русским дворянством и, главное, – гвардией, нашим «парламентом с ружьями»…

Он называл гвардейцев янычарами и решил раз и навсегда уничтожить опасную гвардию. Он хотел отправить гвардейцев офицерами в обычные полки.

Продолжал он и ссориться с Анной Леопольдовной и ее мужем. Уже в открытую грозил отослать их в Германию. Стал очень нежен с принцессой Елизаветой, решив женить сына на дочери Петра. Одновременно хотел выписать в Петербург двенадцатилетнего Карла Ульриха (сына покойной дочери Петра, Анны, и принца Голштинского). И, сделав мальчика Императором, выслать Брауншвейгское семейство из России.

И тогда во дворец к Анне Леопольдовне пришел Миних. Он предложил Анне избавить ее от регента. Она очень испугалась. Ей было двадцать два года, и всю сознательную жизнь она прожила при всевластии Бирона. Но ее двадцатисемилетний муж начал настаивать. Анна решилась поговорить с Остерманом. Она знала, что покойная тетка в трудные минуты всегда советовалась с ним. Остерман одобрил и… моментально заболел. В который раз великий интриган, оставаясь за занавесом, стал негласным участником переворота.

Миних начал действовать. Бирон с женой жил в Летнем дворце, где последние месяцы жила и умерла его возлюбленная Императрица. Что-то подозревая, регент приказал усилить караул в саду у дворца. Караульные получили инструкцию: стрелять на поражение, если кто-нибудь посмеет проникнуть в сад.

Но в ночь переворота в караул встал Преображенский лейб-гвардейский полк, в котором Миних был подполковником…

Миних вызвал к себе своего старшего адъютанта полковника Христофа Манштейна. Вместе с ним он отправился в Зимний дворец. Бесцеремонно разбудил Анну Леопольдовну и вручил ей… ее обращение к гвардейскому караулу. Потребовал, чтобы она его прочла. Пришлось перепуганной полусонной девице держать речь, написанную Минихом.

Анна объявила караулу, что Бирон посмел отстранить от управления ее, мать Императора. Более того, смел постоянно унижать ее и отца Императора, герцога Брауншвейгского. Она перечислила многочисленные обиды, заботливо написанные Минихом. И объявила: «Я приказываю арестовать Бирона и поручаю это фельдмаршалу Миниху». Караул радостно закричал «Виват!» и выразил пылкое желание тотчас исполнить волю матери Императора…

Миних вместе с восьмьюдесятью гвардейцами подошел к Летнему дворцу. Сам остался стоять у ограды дворцового парка, арестовывать Бирона отправил высоченного полковника Манштейна с двадцатью гвардейцами.

Манштейн описал в своих мемуарах всю сцену…

Он вошел в дворцовый парк, его гвардейцы шли сзади на некотором расстоянии. Караул легко пропустил хорошо знакомого им адъютанта Миниха. Они думали (точнее, предпочли думать), что Манштейн приехал среди ночи сообщить герцогу о каком-то очень важном событии.

Состоялся исторический фарс. Манштейн бродил по дворцу, иногда натыкаясь на лакеев, искал спальню Биронов. Наконец нашел небрежно запертую комнату, легко открыл ее и вошел… Горел ночник. Откинув балдахин, он увидел супругов, спавших крепким сном. Разбудил, они проснулись и, поняв ужасное, оба закричали. Манштейн стоял у края кровати, где лежала герцогиня. Бирон, лежавший с другой стороны постели, попытался соскользнуть и спрятаться под кроватью. Но Манштейн был ловок – обежал кровать, успел схватить и крепко прижать к себе регента. Подоспели гвардейцы. Они избили еще вчера всевластного регента ружейными прикладами. Связали, засунули ему в рот кляп, кое-как одели его и в полуобморочном состоянии вынесли на улицу. Швырнули в крытую повозку. На снегу осталась бросившаяся вслед за мужем жена в одной ночной рубашке…

На рассвете Бирона привезли в Зимний дворец, в кордегардию. Оттуда его переправили в Шлиссельбургскую крепость.

Началось следствие, которое возглавлял, конечно же, близкий друг Бирона Ушаков!

Андрей Иванович не так давно беспощадно пытал своего хорошего знакомого Волынского. Так что Бирон знал, что его ждет. Но Миних не разрешил пытать курляндца. Был собран суд из вельмож, еще вчера раболепствовавших перед регентом. Многие из них совсем недавно, в угоду Бирону, участвовали в другом суде, беспощадно расправившемся с Волынским. Они же просили покойную Императрицу сделать Бирона регентом. Но всё это – вчера! Сейчас с тем же единодушием они обвинили Бирона в захвате Регентства, в заговоре против правящей Брауншвейгской династии, в преждевременной смерти императрицы Анны Иоанновны, которую, «несмотря на болезни, Бирон заставлял скакать верхом в плохую погоду». Щедро вменяемые Бирону государственные преступления позволили суду единодушно приговорить его к смертной казни через четвертование.

Молоденькая Анна Леопольдовна, ставшая теперь правительницей при младенце-сыне, заменила смертную казнь пожизненной ссылкой в глухое сибирское село Пелым.

И вчерашний строитель Ладожского канала Миних опытной рукой начертил острожный дом, в котором должен был жить в ссылке некогда всемогущий регент.

Глядя на рисунок Миниха, История (в который раз!) загадочно улыбнулась.

Итак, с помощью Миниха двадцатидвухлетняя Анна Леопольдовна стала правительницей России при младенце-Императоре до его совершеннолетия… Как когда-то Меншиков, как потом Долгорукие, как затем Бирон, Миних тотчас начал собирать титулы. Он взял себе три (!) министерства – иностранных дел, внутренних дел и военное. Он хотел стать генералиссимусом, но здесь его опередил принц Брауншвейгский.