— Помоги, — шепчу я одними губами. — Помоги. Я… ты… Энтони…

Маргарита глядит на меня во все глаза. Это имя она не может не распознать.

Пользуясь буквально последней возможностью поговорить нормально перед зачислением и наложением всяческих печатей, я в красках рассказала Габриэлю обо всём. О своём фактическом заключении в Академии, дурацких заданиях и занятиях, непонятно, кому и для чего нужных, об исчезновении Ларса, и о том, как я его нашла, о бедолаге Леннарде и его смерти, невольной свидетельницей которой я стала. О нелепых подозрениях Алахетина в адрес того же Ларса, и о том, что его отправка "домой" кажется ещё более странной и нелепой. Рассказала всё, за исключением тайны Джеймса, разумеется. И потому всё равно чувствовала себя весьма паршиво.

Мне лучше не врать. А как будет лучше самому Габриэлю? В конце концов, сейчас он хотя бы уверен, что Сэм жив и не чувствует себя виноватым. Я думаю, что, несмотря на всю свою показную, почти демонстративную легкомысленность, Джеймс тоже об этом думает.

И я не знаю, как лучше! Поэтому малодушно предпочитаю об этом забыть, тем более, что полно других вопросов.

Габ какое-то время молчит, а потом говорит:

— Как ты думаешь, он это… действительно сам?

Мы смотрим друг другу в глаза, а потом одновременно встаём и выходим из комнаты. Ошивающийся внизу Джеймс хитро нас оглядывает.

— Для конфиденциального разговора слишком долго, для разврата слишком быстро.

— Молчи, кошмарище, — огрызаюсь я, а Габриэль приподнимает бровь.

— Новое имя бесповоротно утверждено на испытательный срок. Как минимум, месяц.

Джеймс плетётся за нами, что-то периодически недовольно бурча.

***

Не знаю, то ли год молчания так повлиял, то ли что-то ещё, но мы с Габом, не сговариваясь, идём в сторону леса — короткой дорогой к целительскому крылу. Джеймс с любопытством вертит головой по сторонам — будучи частью меня, да ещё и обладая какими-то знаниями и воспоминаниями Корнелии, он знал расположение и местонахождения всего в Академии, но, вероятно, возможность видеть собственными глазами окрашивала всё в новые краски.

— Ох, какой хорошенький мальчик! — Анна внезапно выросла из-под земли, длинные пряди волос кокетливо затрепыхались. — Твой братишка, Габриэль? И будет жить с тобой в нашей комнате? Ещё один огонёк? В Академии всегда было слишком мало обладателей огненной стихии, каждый на учёте.

— Воздушный, — буркнул Габ. Кажется, роль старшего брата плохо сказывалась на его характере.

— Универсальный, леди, — Джеймс мигом преобразился в галантного кавалера. — Для вас — и огонь, и воздух, и портвейн с сыром.

— Откуда ты? — с искренним любопытством спросила Анна, взмывая вверх. Несколько скелетиков, лисиц или ещё каких тварей, загарцевало вокруг. Не знаю, что именно всегда нравилось им во мне, но и в братце они, очевидно, чувствовали то же самое.

— Из склепа, милая леди. Чувствую себя здесь, как дома, — Джеймс приподнял воображаемую шляпу, а Габ тихонько подпихнул его между лопаток вперёд.

— Не думал, что скажу это, но завтрашнюю церемонию жду уже фактически с нетерпением.

— Кстати, а что там будет-то, на церемонии? — Джеймс невинно округлил глаза, наклонился и погладил самое бойкое умертвие оленёнка, частого спутника моих лесных вылазок. Оленёнок дался ему без вопросов. — Нам будут отрезать языки и развешивать их сушиться на солнышке?

— Анна, — перебил его Габриэль, и полурастаявший призрак снова приблизился, — Наш общий друг, Ларс… ты видела его после начала каникул и до гибели Лена Вейла?

— Меня не было в Академии в то время, — легкомысленно заявила она, а я возмутилась:

— Как это не было, мы же с тобой как раз разговаривали, про Корнелию, про за…

Холодные, склизко-влажные на ощупь пряди волос моментально обвили мой рот, точно кляп — на долю секунды, не больше, но меня чуть не стошнило.

— Может, и была. Не помню. Делать мне нечего, следить ещё за кем-то! — а потом неожиданно заглянула Джеймсу в лицо и улыбнулась. — Ходил он тут, да. Бледный такой, глаза горят. Что хотел? Что искал? Не знаю.

— Не знаете, но, может быть, вспомните, прекрасная леди? — Джеймс задорно щурит глаза.

— Может быть, — призрак обвивается вокруг него, как плющ — и исчезает с тихим хлопком.

— Зараза! — я злюсь больше на себя, сама виновата, зачем заговорила о заговорах?

— Милое создание! — братец восхищенно цокает языком. — Кстати, а что она имела в виду, говоря "наша комната"?

— Может, в особых случаях, в порядке исключения, церемонию можно провести на день раньше?! — Габ поправляет очки. — Хватит болтать!

— Ты просто ревнуешь.

— Заткнись.

Джеймс помолчал секунд тридцать — честно, я считала.

— А куда мы сейчас идём?

Габ ответить не соизволил, а вот я действительно была бы рада обсудить этот вопрос с Джеймсом. Который, разумеется, понимал, куда мы идём — второго-то варианта попросту не было.

— В целительское крыло.

— Зачем его сделали так далеко? Идиоты, натуральные идиоты. Здание целителей должно располагаться максимально близко к учебным и жилым корпусам, если кому-то станет плохо, то непременно там! Либо во время учёбы, либо после учёбы! А с какой целью мы туда идём?

— Мы, — подчеркнул Габ, — идём туда с целью, а вот ты там совершенно ни к чему. Тебя не звали, и у тебя цели нет. Шёл бы, погулял, кажется, именно свободы тебе не хватало дома.

Джеймс глубоко вздохнул и внезапно сбросил дурашливую ребяческую маску.

— Хотите узнать про Леннарда или про Ларсена?

— Про обоих, — ответила я, тоже вздохнув. — Про кого удастся.

— Не скажут. К тому же печать безмолвия на период каникул снята только со студентов, лекарь, вероятно с ней.

Габриэль искоса покосился на брата.

— Может, ты её и снимешь?

— Чего нет, того нет, — Джеймс посторонился, пропуская меня вперёд. — Но в остальном — я могу быть полезным.

— Будет очень полезно, если ты не будешь таким вредным.

— Помолчите оба, — сказала я и пошла вперёд. Мы с Джейми были здесь всего один раз, когда приволокли раненого сэра Джордаса в прошлом году, а вот Габ так и вовсе ни разу не был. Наделённые даром студенты болели крайне редко, а в случае опять же нечастых травм, сэр Слат Лабон предпочитал приходить к нам сам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍