— Но… — подключился очнувшийся от ступора Габриэль. — Поймите, это…

Двери недвусмысленно распахнулись, очевидно, телекинезом.

— Мы же ничего такого…

Несколько пузатых стеклянных ёмкостей вылетело из шкафов и рухнуло на пол с оглушительным звоном.

— Хорошо, мы уходим, — Джеймс примиряюще вскинул руки. — Спасибо за участие и всё такое. Уже уходим, не надо тут ничего крушить.

В полном молчании мы выбрались на улицу, отошли метров на двадцать к лесу, и я, не выдержав, повернулась к братцу.

— Ты видел? Как такое вообще может быть?!

— Ну, значит, может, — Джеймс задумчиво разлохматил золотистые волосы. — Значит, может… Что вообще тебя так удивляет?

— Ты видел эти углы? Нити под прямыми углами, спрессованные, как… как прутья в корзинке!

— Видел, но когда ты направила на них огонь, они всё-таки разжались.

— Ещё бы они не разжались, но потом, потом..! Словно примагнитились.

— Странно, конечно, но, возможно…

Габриэль остановился и ухватил нас обоих за руки, развернул к себе.

— Здорово, конечно, что вы так с полуслова понимаете друг друга, я бы даже сказал, с полувзгляда. Но можно простыми словами для непосвященных? Что вы увидели?

— Целитель показал нам плетение Ларсена, что-то вроде ментального слепка, — сказала я. — И оно несколько странное.

— Не то что бы странное, — перебил зараза Джеймс, кажется, ещё недавно собиравшийся не выдавать себя и не высовываться. — Оно правильное. Очень правильное, как чертёж. Так не бывает. Ни малейшей погрешности. Как нарисованное.

— Мы пытались на него воздействовать, — вздохнула я. Если уж братец забывает о конспирации, пусть лучше косячит в присутствии Габа, чем где-нибудь с кем-нибудь ещё. И делает потом выводы. — И оно реагирует неестественно. Нити как будто склеенные между собой, точнее, они существуют как единый организм, я никогда такого не видела.

— Ну, они и есть единый организм, но в другом смысле, — Джеймс вырвался из хватки брата и принялся ходить вокруг нас кругами, бурно жестикулируя по своему обыкновению. — В любом плетении при должном умении можно выдернуть нити, заменить их, изменить… Разумеется, не без последствий, но они автономны при всей своей целостности. Но здесь такой автономии нет, это как ожившая схема, демоны, как объяснить…

— Спасибо, я в принципе, понял суть, сейчас можно не объяснять. Интересно, впрочем, почему именно ты объясняешь мне, а не наоборот, но об этом мы поговорим позже, — Габ посмотрел на меня, вероятно, от Джеймса у него тоже слегка рябило в глазах. — Что это всё значит? Если это ментальный, как ты говоришь, слепок, возможно, дело просто в способе передачи? В смысле, плетение нормальное, но при транслировании…

— Нет! — хором воскликнули мы с Джеймсом, а я добавила, — Нет, дело именно в нём самом, слепок полностью имитирует оригинал. Я так не умею, но вижу точно.

— Потрясающее единодушие, — Габриэль вдруг притянул меня к себе и поцеловал в макушку, в висок, хотя вообще-то он крайне редко позволял себе что-то подобное публично. — Пойдём обратно.

— А если… — робко пискнула я, на секундочку почувствовав очаровательное в своей редкости, такое сладостное чувство, что кто-то другой может принимать за тебя решения.

— Если Ларс завтра не появится, напишу Эле, у них первая неделя всё равно вводная, она приедет и разберётся, обещаю. Ну, или что-нибудь ещё придумаем. И со всем остальным разберёмся, не сомневайся.

— Хватит уже тискаться, пойдёмте ужинать, — подал голос Джеймс.

И всё-таки, несмотря на всю свою браваду и показательно легкомысленный вид, Джеймс нервничал. Это было заметно по мелочам, и хотя мы ещё так мало общались с ним в этом его теле, я отмечала каждую из них: чуть побледневшие губы, руки, которые он то прятал в карманы, то высовывал, и взгляд, бегающий сильнее обычного.

Да что там говорить, мы все нервничали. Сказать по правде, я не представляла толком, как пойдёт наше дальнейшее обучение, не только без голоса, но и без слуха, и до конца в подобную перспективу не верила. В прошлом году второкурсники казались мне обезличенными, немного безумными тенями, скользившими по Академии без какой-либо внятной цели. Теперь нам самим предстояло стать таковыми, и я в который раз подумала, как жаль, что нельзя вволю пожаловаться Джейми, выслушать ответные жалобы и пойти, успокоившись и смирившись. Кто знает, как бы я пережила прошлый год без этих внутренних диалогов с братцем, остановить которые не могли никакие магические печати?

Ларса всё не было.

Мэй, тоже бледная и осунувшаяся, всю прошлую жизнь ходившая во сне из угла в угол, теребила то медные пуговицы на платье, то свои пепельно-русые волосы, и, глядя на неё, я отчего-то разозлилась на всю Академию безмолвия и всё магическое сообщество заодно, а потому сделала независимый вид, украдкой от Габриэля одобряюще подмигнула Джеймсу и с трудом удержалась от того, чтобы помахать ему рукой в окно. Церемония запечатывания уст у первокурсников проводилась раньше нашей, поэтому мы с Мэй и Габом могли позволить себе посидеть за последними разговорами в комнате: уважаемый сэр комендант настоятельно просил — читай, требовал — у без пяти минут второкурсников оставаться в своих комнатах и без пяти минут первокурсникам не мешать.

Но Габриэль всё-таки пробрался ко мне, аристкратично наплевав на правила и указания, и теперь смущал Мэй одним своим присутствием и успокаивал меня им же, как мог. Можно было ещё наговориться, но у меня зуб на зуб не попадал. Я всё-таки подошла к окну, но площадь перед главным корпусом, на которой проходила церемония, отсюда было не видно.

— Волнуешься? — дождавшись, пока Мэй ретируется в ванную, Габ подошёл ко мне и обнял со спины.

— Не то что бы… — я пожала плечами, не в силах оторваться от поднимающегося за окном над деревьями солнца.

— Из-за… него? — с какой-то запинкой спросил Габ, и в первую минуту я не поняла, кого конкретно он имеет в виду. — Материнский инстинкт не даёт покоя?

Я всё же развернулась, и теперь мы стояли глядя друг на друга глаза в глаза на предельно близком расстоянии.

— О чём ты думаешь? — спросил он.

— О том, что окно, из которого выпал Лен, прямо над нами.

Мы постояли так ещё секунду, а потом резко, не сговариваясь, выскочили из комнаты. Остановились на лестничной клетке. В общежитии девочек четыре этажа, на каждом три или четыре комнаты, как и в общежитии мальчиков. Никакой лестницы "на чердак" ожидаемо не обнаружилось.

Демоны!

— Но как-то же он туда попал! — прошептала я, чтобы не привлекать лишнего внимания законопослушных соседок. — Как?!

— Тайный ход?

— Может быть… Пойдём, оценим снаружи.

Я схватила его за руку и потащила вниз по ступенькам, стараясь не топать, как старая кобыла, а двигаться легко и изящно. Увы, новая внешность не включала в комплекте девичью грацию.