– Биван, – сказал Недертон, останавливаясь, но не протягивая руку. – Как дела?

– Лучше всех, – ответил Промш. – Встречался со своим приятелем Зубовым?

Недертон, совершенно уверенный, что Промш не мог их видеть со своего места, глянул на того неприязненно.

– Видел, как он вошел раньше, – сказал Промш, – со стайкой веснушчатых секс-куколок. Знаю, что он расстался с супругой, а все равно удивился.

Сразу вспомнилось, за что Рейни прозвала его Промокашкой. Наберется и гадко липнет.

– Должно быть, я с ним разминулся. – Недертон обернулся, как будто высматривая Льва, но на самом деле боясь его увидеть.

По счастью, ни Льва, ни его труппы не было.

– По-прежнему работаешь на мифическую инспектора Лоубир? – спросил Промш.

Язык у него заплетался лишь самую чуточку, ровно настолько, чтобы оправдать вопрос хмелем. Недертон не афишировал свою работу, хотя допускал, что Промш о ней знает.

– Ты с ней знаком, Биван? – спросил он, глядя Промшу в глаза.

– Не имел такого удовольствия.

– Хочешь, познакомлю? Она очень занята, но я попрошу найти для тебя время.

И тут, к большому удовольствию Недертона, сквозь полуразыгрываемое опьянение проступил страх, отчетливая гримаса ужаса.

– Да где уж мне, – проговорил Промш, делая движение, будто хочет потянуть себя за вихор, хотя никакого вихра у него не было; волосы, очень коротко остриженные по бокам, лежали на макушке белокурыми волнами наподобие какого-то венского десерта.

– Рад был повидаться. – Недертон схватил руку Промша, тщетно ищущую вихор, и энергично ее сжал. – Всего хорошего.

Затем взбежал по мерзковатой лестнице, оставляя позади запахи полного английского завтрака. Напомнившие ему, что сам он еще не ел.

Кто-то черным маркером написал на стене туалетной кабинки «В ТЮРЬМУ ЕЕ!»[48]. До выборов, надо полагать. Кто-то другой пытался стереть надпись. Результат выглядел как татуировка, которую начали сводить лазером, да так до конца и не свели.

Грим Тим, как и было обещано, на заправке отпустил Верити в туалет. Это было очень кстати, но оказалось, что просто сидеть на чем-то неподвижном, а не верхом на огромном тряском мотоцикле облегчение ничуть не меньшее.

После того как они свернули вправо на перекрестке (обычном перекрестке, не развязке), Верити видела в трансляции Коннерова дрона, как Диксон свернул налево, к Коалинге. Когда микроавтобус исчез из виду, Коннер переключил видео на них. В последнем кадре была только белизна: ее шлем как будто подпрыгнул, трансляция прекратилась, сменившись черной кожаной курткой Грим Тима перед глазами Верити.

– Пора, дамочки, – сказал Коннер.

Верити чуть не подпрыгнула, потом вспомнила, что, войдя в уборную, сразу сняла тульпагениксовские очки и убрала в карман худи.

– Ага, – сказала она.

Когда она вышла, Грим Тим уже расплачивался за бензин. Шлема он так и не снял. Верити вместе с ним вернулась к мотоциклу, перебарывая желание что-нибудь сказать Коннеру, раз видит дрона.

Вечерело, пожары в Напе-Сономе по-прежнему добавляли закату оранжевую сочность. Верити надела маску и шлем.

– Где теперь Диксон? – спросила она, рассчитывая, что Коннер ее слышит, но не уверенная, что он знает ответ.

– Возле аэропорта Коалинги, – ответил Коннер.

– Зачем?

– Помогает Лоубир провести личностный тест.

– Как?

– Надо проверить, действительно ли кое-кто законченный гад.

– В каком смысле?

– Помогает определиться, как быть с ним дальше.

– И кого проверяют?

– Прайора.

Грим Тим протянул ей черные вязаные перчатки, еще в блестящей картонке из магазинчика на заправке. Которые она хотела попросить, когда они остановились, а потом забыла. После перекрестка руки начали мерзнуть, да и насекомые неприятно о них бились.

– Спасибо, – сказала она, немного оттянув маску.

Пирсинг на левой скуле чуть сдвинулся вверх – минималистская альтернативная улыбка. Он тоже надел перчатки и сел на мотоцикл. Верити вытащила свои из картонной упаковки и устроилась за ним.

Через минуту они снова неслись по магистрали.

Недертон вышел из «Денисовского посольства» на Хэнуэй-стрит. Мимо протрусила гладко-белая митикоида, таща такую же белую углековолоконную повозку-рикшу с двумя неопримитивами; их модифицированные лица выглядели такими же масками, как у митикоид. Недертон знал, что это обитатели Большого тихоокеанского мусорного пятна. Он сам как-то побывал там удаленно по работе, из-за которой Лев и познакомил его с Лоубир. Очевидно, эти двое были послами, поскольку и туризм, и частные поездки исключались. Их кожа, грубая и серая, биоинженерно приспособленная для защиты от солнца, в свете зимнего утра напомнила ему изморозь.

Они свернули за угол. Запульсировала эмблема Лоубир, маленькая корона.

– Да? – ответил он.

– Машина стоит на Тотнем-Корт-роуд, – сказала Лоубир. – Вы ее увидите.

Он пошел дальше, думая о том, что настоящая работа Лоубир – получать информацию, по большей части скучную, хотя процесс в значительной степени выполняется автоматически тетушками и другими системами. Затем она принимает решение и действует, обычно скрытно и безжалостно. Таким образом, насколько он понимал, функционирует служба безопасности, цель которой, по определению, – поддерживать статус-кво. По идее так же можно рассматривать ее деятельность в срезах, если думать в терминах более долгого статус-кво.

Недертон шел уже по Тотнем-Корт-роуд. В большой магазинной витрине что-то мельтешило. Приблизившись, он увидел макет этой части города с движущимися машинками и миниатюрными пешеходами. Четкий желтый курсор-кружок указывал на одну увеличенную фигурку перед витриной магазина. Недертон поднял руку, фигурка сделала то же самое. Томасу бы понравилось.

Он продолжил путь. Наконец показалась машина Лоубир, вернее возникшая из ничего подножка. Машина в кои-то веки была припаркована где положено – на стоянке для полиции и экстренных служб.

Лоубир сидела в углублении, сцепив пальцы и упершись локтями в столик красного дерева, на котором стояли две белые фарфоровые кружки, сливочник, сахарница и черный цилиндрический кувшин. Окна машины, вернее – заменяющие их камеры, показывали автомобильное движение с одной стороны, пешеходное – с другой.