не отпустили безопасники, которым группа бойцов едва не сорвала спецоперацию с Ронсоном.

В приоткрытую дверь заглянул Алихан, молча широко улыбнулся, блеснув белоснежной улыбкой и показал командиру большой палец: круто, мол. Интересно, что Иванов вчера про него сказал: из всего бывшего взвода Ватника только чеченец отказался подозревать его в предательстве. Сказал «не верю!» и всё тут. Чтобы он не предупредил Разина о слежке и готовящемся задержании в фотостудии, бойца заперли на гауптвахте – бывшем складе овощей при столовой общежития. Судя по тому, что выпустили, остальные мужики тоже уже здесь, в расположении.

Дмитрий прислушался: да, пел-то Север, значит, точно все на месте.

– Что, бойцы невидимого фронта, никого не помяли? Верить надо командиру… – когда Ватник зашёл в комнату, песня стихла. Север отложил гитару, Дрон и Геша собрались уже вскочить, приветствуя. – Да сидите, сидите. И вы правы были, подозрительно всё выглядело.

– Иванов уже рассказал, – проворчал Геша. Шишка на лбу, и правда, знатная. Переливается уже красным в синее. – Мог бы и ты предупредить. Бензин бы не жгли, да и… Целее были бы.

– Не мог, – отрезал капитан. – Поверь и сейчас на слово: не мог. Не из-за недоверия, какое оно, к чёрту… Прости Господи. Под пулями одинаково ходим, в этом все равны. Сам дал обещание молчать, вот и так. Всё, вопрос закрыт. Врагу мозг запудрили, теперь надо, чтобы их разведка полностью поверила. К Виноградному и по фейковому, и по реальному планам идут две колонны техники. Только они ждут, что наши станут в глухую оборону, а на самом деле…

Бывает так: словно для пущего драматизма именно в этот момент начала работать чужая артиллерия. Глухо, как начинающийся гром – хотя откуда он, небо за окном сплошная лазурь, – ударили в ответ и наши. Почти сразу.

Канонада нарастала. Позвякивали заклеенные крест-накрест полосками бумаги стёкла, даже сама земля под зданием, казалось, вздыхала, раздуваясь и опадая от близких уже взрывов.

– Бегом в подвал, похоже, по нам целят! – заорал Дмитрий. Опытным бойцам и команды уже не надо было: и так неслись к выходу.

Кто их, нахлов, знает, как они восприняли полученные агентом Ронсоном карты, поверили или нет, но артподготовка была знатная. Хотя и раньше так бывало: сосредоточатся на небольшой площади, разнесут всё, а потом затихнут.

Паники не было – не первый и даже не десятый раз, да и люди всё же обстрелянные, не гражданские. Пробежал Васин со своими двумя бойцами охраны, как привязанными державшимися за шефом. Двери в подвал настежь, подходит личный состав, быстро, но без особой суеты. Здание казармы над ними вздрогнуло, посыпалась штукатурка. Попадание. Или прямое, или где-то совсем рядом.

– Давай, давай! Не спи на пороге! – торопили кого-то из зазевавшихся. Боец встал почти в проёме, отряхивая засыпанную белым голову. Пара разведчиков столкнули его внутрь, не грубо, но решительно.

– А дорога дальше мчится, пылится, клубится… – задумчиво сказал Север. – Гитару надо было взять из комнаты.

– Петь, что ли под неё здесь? – улыбнулся Дрон.

– Да нет. Разнесёт всё наверху, жалко инструмент.

Батальон набился в подвал почти в полном составе. Против артобстрела кулаками не помашешь, надо свои жизни спасти, чтобы было, кому дальше воевать. Стены дрожали, осыпалась штукатурка, вылетали мелкие кусочки бетона из плиты перекрытия, иногда царапая макушки. На старом красном кирпиче, которыми были выложены стены подвала, змеились трещины – и старые, уже покрытые пылью и плесенью местами, и совсем свежие, яркие, как раны на теле.

– Прицельно лупят. Частный сектор им вряд ли нужен, промка и так уже вся в руинах. По нам гасят, пацаны, – негромко сказал кто-то из бойцов.

– Надорвутся…

Курили, смеялись над чем-то, кто и спал, усевшись на рюкзак, а Дмитрий смотрел на них, небритых, уставших, пахнущих… ну чем может пахнуть в казарме? смесью пота, давно не стиранного белья, разношенной кожей от ботинок, дешёвым одеколоном, и испытывал чувство нежности. Не такой, как к женщинам или дочке, совершенно нет. И… не было в этом чувстве единения, веры и фронтового братства ничего постыдного. Не было ничего лишнего.

Одно дело делаем, товарищи. И это был тоже не лозунг. Правда жизни.

– На выход, – сказал Васин. Комбат опустил рацию: телефоны в подвале не брали, а эта китайская игрушка – запросто. – Наверху пожары. Давай, Ватник, командуй своими взводами, я своими, поможем тушить.

Город полыхал. Даже отсюда, со стороны, было видно: над центром Кавино вверх в безветренном воздухе тянулись чёрные столбы дыма, вдалеке завывала сиреной одна из немногих пожарных машин. Оглянулись на здание казармы – да, два пролома на верхних этажах, кто-то в один момент лишился всех своих нехитрых пожитков. Главное, живы, а уж кровати с тумбочками – дело наживное. Расселись по «уазикам», все машины, вроде, были целы, хотя и во дворе воронок от попаданий прибавилось. Деревья жалко, вон, посекло осколками каштан, ветки разбросаны, а по коре ствола словно когтистыми лапами скребли.

– Ватник, это Говорун. – Комбат не любил свой позывной, но и менять его теперь – только людей путать. – Давай к городской библиотеке, на Цюрупы. Книги надо спасать.

Доехали быстро, улицы-то пустые. Иногда только пронесётся армейская машина или мелькнёт красным боком пожарная машина. Библиотека, старой ещё постройки здание, сталинских времён, пылало с двух сторон: левое крыло всё в огне, а в центральном корпусе на крыше пролом, откуда валит дым.

Две пожарные машины у ворот были как муравьи в схватке с великаном: не битва, а так – попискивание у ног. Он, великан, на них и внимания не обратит, жадно раздувая пламя, пожирая всё новые и новые тома со скорченными в огне страницами.

– Ватник, разведбат, – козырнул капитан старшему наряда, закопчённому, страшному своим чёрным лицом, на котором сверкали уставшие глаза. – Прибыли на помощь. Куда нам?

Сверху над ними лопнуло от внутреннего жара стекло, обвалившись, осыпавшись осколками, за которыми словно гнался длинный язык пламени. Огонь выглянул на улицу, изогнулся и начал облизывать край крыши.

– В левом крыле ловить нечего, – прохрипел пожарный. – Вода есть? Ага, спасибо.

Он пил, обливая комбинезон, размазывая по лицу потёки сажи. Вся эта чёрная уже жидкость стекала вниз, брызгая каплями на пыль под ногами.

– Мои шланг потащили в главный корпус, но воды мало. Давай своих в правое крыло, пусть выносят, что успеют. Там шкафы с детскими книгами, моя младшая раньше частенько ходила…

Он закашлялся, сунул фляжку Дмитрию и вытер рукавом глаза. От дыма слезились или…

– В поезде он была, разведчик. В том поезде. И жена там же осталась.

Так и пошёл к