Мы смотрим друг другу в глаза. Две отважные младшие дочери семейства Фонтана, решившие испытать судьбу.

– Забудь о проклятии, Эмилия.

Мы оборачиваемся. Значит, Поппи слушала нас все это время?

– Забудь, – повторяет она.

В этом слове смешались надежда и риск. Забыть о страхе. Забыть о чувстве вины. Забыть о ложных убеждениях.

Охранник аэропорта решительно идет к нашей машине, свистит в свисток и тычет в нас рукой:

– Partite!

У меня сводит желудок, я поднимаю большой палец и одними губами отвечаю:

– Хорошо! – Потом отворачиваюсь. – Черт!

Делаю глубокий вдох, очень медленно и с величайшей осторожностью выжимаю педаль газа. А потом забываю обо всем на свете, полностью сосредоточившись на дороге.

Спустя полтора часа я наконец ослабляю хватку на руле. На заднем сиденье тихо посапывает Поппи. Я разминаю шею, пытаюсь расслабиться и поглядываю на GPS.

– Погодите-ка… мы что, проехали всего восемьдесят три километра?

– Ага, где-то так, – говорит Люси. – По моим подсчетам, мы как раз поспеем в Равелло ко дню рождения Поппи. К девяносто седьмому.

– Главное, доехать в целости и сохранности, – парирую я, не отрывая глаз от дороги. – Наберешь за меня эсэмэску Дарии? Телефон в сумочке. Напиши ей, что я… – Слова застревают в горле.

О каком одолжении не так давно попросила меня Поппи? Перестать извиняться, когда я не чувствую себя виноватой.

– В общем, пожелай ей счастливого пути и напиши, что мы увидимся через три дня.

– Надеюсь, – бормочет Люси, набирая эсэмэску, – я могу сообщить ей, что ты наконец-то испытала оргазм? – Она поднимает голову и смотрит на меня. – Нет, серьезно. Если сейчас вдруг умрешь, он у тебя хотя бы был, верно?

Я хочу улыбнуться, но пока не получается. Неужели это было всего день назад? Пусть недолго, но я успела побыть счастливой. Я часто моргаю. Нельзя грустить, только не сейчас, когда Люси вся на взводе, а Поппи полна надежд. Усилием воли я заставляю себя забыть о том, какое блаженство испытала в объятиях Гэйба. Вернее, я помещаю эти воспоминания в тайный уголок в своем сердце, загляну туда позже.

– Люси, ты в курсе, что я ужасно за тебя рада? То есть действительно очень, очень рада. София – крутая женщина. И ты тоже.

– Спасибо. А я немного боялась, как ты на это отреагируешь. Боюсь, Кэрол с Винни каждого по три удара хватит, когда они узнают правду.

– Ничего, оклемаются. Твои родители увидят то, что сейчас вижу я. Ты снова стала Люси. Теперь ты настоящая.

Кузина расплывается в улыбке:

– Правда?

– Ну конечно. И я горжусь тобой. Всякая любовь требует отваги. А твоя в особенности.

– Значит, я отважная? Это хорошо, да?

– Очень хорошо.

Люси отворачивается к окну:

– Знаешь, я уже много лет отказывалась принимать себя такой, какая я есть. Так что я не с бухты-барахты решила вдруг заделаться лесбиянкой. Я просто перестала сопротивляться.

Примерно милю едем молча.

Когда Люси заговаривает снова, голос ее звучит гораздо мягче:

– Думаю, мне следует пригласить тебя вступить в клуб «Отыметые и брошенные».

Она что, издевается? Я крепче сжимаю руль.

– Это не тот клуб, в который хочется вступить, – продолжает Люси, – но что-то мне подсказывает: большинство людей пару раз в жизни проходят инициацию.

Я пропускаю грузовик и только потом искоса смотрю на кузину. В ее глазах столько доброты и сочувствия, я даже и не предполагала, что Люси может быть такой.

– Я оказалась полной дурой, – вздохнув, признаюсь я.

– Ты просто была неопытной. Не знала правил игры. Ничего, ты научишься. И если тебе станет от этого легче, меня тоже отымели и бросили.

– Тот парень, Джек, – припоминаю я.

Люси кивает:

– И еще миллион с чем-то таких же говнюков.

У меня смех застревает в горле.

– О Люси, что же мне теперь делать? Как пережить все это? – Я трясу головой. – Знаю, ты думаешь, что я драматизирую. Мы ведь были знакомы всего три дня.

– Это не важно, – говорит кузина. – Все дело в отношениях. Если возникла близость, а потом отношения разрывают, то невольно появляется такое чувство, будто из тебя выдавили всю радость до капли. Ты не то что есть или спать не можешь, но, кажется, даже дышать не в состоянии. И ты уверена, абсолютно уверена в том, что никогда уже не станешь прежней.

Я мельком смотрю на собеседницу:

– Но ведь это неправда?

Люси вздыхает:

– Нет, Эм, это правда. Ты действительно уже никогда не станешь прежней.

У меня из груди вырывается протяжный стон. Я в ужасе представляю, какое жалкое существование ожидает меня впереди.

Но кузина снисходительно похлопывает меня по коленке:

– Ты станешь лучше. Намного лучше.

Спустя пять часов, когда я наконец начинаю расслабляться, мы въезжаем в провинцию Салерно. На западе виднеется силуэт Неаполя. До Равелло остается всего пятьдесят пять километров. Пейзаж внезапно меняется. Длинная прямая автострада превращается в жуткий серпантин, который то поднимается, то опускается, а то и вовсе идет вдоль скал над обрывом.

Двигатель ревет на крутом подъеме. Люси сидит с прямой спиной, лицо у нее напряжено.

– Ничего, ты справишься, – заверяет она меня, а сама отчаянно цепляется за торпеду.

У меня вспотели ладони. Я ахаю, увидев за острыми скалами пенящиеся воды Салернского залива.

– Проклятье! – ору я и пытаюсь справиться с головокружением.

– Только не смотри вниз, – предостерегает меня кузина.

Сердце бешено грохочет в груди.

– Ну мы и попали! Похоже, нам конец!

– Нам никак нельзя падать в пропасть, – говорит Люси. – Если разобьемся, то угробим чужую машину. Некрасиво получится!

Я не отвожу взгляда от дороги. Задерживаю дыхание на очередном крутом повороте. Впереди появляется экскурсионный автобус. Сбрасываю скорость. Впереди автобуса – трейлер. Мы еле-еле плетемся. Позади нас образовывается пробка. Я смотрю в зеркало заднего вида. Машина, которая едет сразу за мной, периодически выныривает на встречную полосу, явно намереваясь обогнать меня… и автобус… и дом на колесах.

– Расслабься, – советует Люси. – Наплюй на всех этих недовольных водителей, которым ты не даешь проехать.

– А что мне делать? Я не могу пойти на обгон.

Шофер сзади начинает сигналить. Люси оборачивается и показывает ему средний палец.