ягод и съедобных растений сделал их если не упитаннее, так по крайней мере здоровее, чем прежде. Только перспектива прихода осени и зимы пугала Неда – он был уверен, что им не пережить холодов в таком незащищенном месте. Они стали рыскать по округе в поисках более подходящей пещеры, всякий раз все глубже заходя в лес.

Во время одной из таких вылазок они столкнулись с индейцами. Первым их заметил Уилл: три фигуры, все мужские, совершенно неподвижно стояли среди деревьев. Спустя полминуты, в течение которой обе стороны разглядывали друг друга, Нед приветственно вскинул руку, а индейцы повернулись и исчезли в лесу. Больше они их не видели. Но с этого момента полковников не покидало ощущение, что за ними наблюдают. Это добавило им беспокойства. Как-то ночью они услышали звуки, как если бы медведь возился вокруг их кострища, неподалеку от хранилища провизии, и поутру обнаружили свою кладовую пустой. Именно чувство, что их выживание зависит от каждодневных усилий, начало сказываться на них. Они понимали, что находятся в окружении хищных зверей, а может, и людей, которые наблюдают за ними и ждут ошибки. И ошибка эта может стать последней. Заполненные делами дни казались не такими уж скверными, но, по мере того как ночи становились длиннее, головы полковников наполняли все более и более пугающие видения. Объятый тьмой край казался шумным, пустым, зловещим. Каждый крик птицы, вой или шорох наводили на мысль о злых духах. Нед опасался, не сходят ли они с ума.

После полудня в понедельник, 19 августа, согласно подсчетам Уилла, примостившийся на самом высоком из валунов Нед заметил в подзорную трубу четверых приближающихся к ним верховых. Нет, верховых было двое, еще две лошади шли без наездников. И это не были индейцы. Европейцы. Уолли понаблюдал за ними какое-то время, потом предупредил Уилла. Опустил трубу и утер заливший глаза пот. А когда снова прильнул к окуляру, то разглядел, что в седлах сидят Джонс и Сперри.

Времени переодеваться в английскую одежду не было, поэтому они вышли встречать гостей как есть: Уилл с луком за спиной, Нед в накинутой на плечи шкуре пумы. Он заметил удивление во взгляде Джонса. И не только удивление – отвращение.

Посетители обвели взглядом лагерь, где сушились рыба и оленьи шкуры, открытую яму, куда сваливали кости убитых животных. Дувший с северо-востока ветер слегка переменился и донес смрад отхожего места.

– Час пришел, – сказал Джонс. – И, судя по всему, очень вовремя. Мы нашли место, где вы сможете укрыться на зиму.

– Куда мы идем?

– Увидите. Собирайте вещи.

На сворачивание лагеря и сбор пожитков ушло полчаса. Нед не мог так просто бросить сделанные ими орудия: лук со стрелами, копье, рамы для сушки шкур и найденный томагавк. Он вырыл ямку и закопал их вместе с рыболовной сетью.

Выбранный Джонсом и Сперри маршрут вел вдоль гребня, затем сворачивал в лес, но не к югу – они описали широкую дугу в юго-восточном направлении, явно в намерении обойти стороной Нью-Хейвен. К исходу дня они остановились на опушке леса, дабы поесть, и дождались захода солнца, чтобы продолжить путь. «Куда бы они нас ни везли, – подумал Нед, – им важно, чтобы мы приехали под покровом темноты».

Путники пересекли еще одну из тех широких равнин, что напоминали английские парки с их разбросанными крупными деревьями, и постепенно становилось ясно, что они приближаются к побережью. В сумерках обрисовались очертания небольшого поселка, и только когда они вышли в ночи на идущую вдоль берега дорогу, Нед сообразил, что они в Милфорде, у лавки Майки Томкинса. Джонс постучал, вышел Томкинс с фонарем. В дом он их не пригласил, а, бросив взгляд через плечо и коротко пожав руки, проводил через двор к хозяйственной постройке. В царящей там мгле сложно было что-то разглядеть: бочки, мешки, штабели строевого леса. Лавочник передвинул несколько вещей, открыл люк и поднял над ним лампу.

– Тут, по крайней мере, сухо. Здесь вам ничто не грозит. Я вернусь утром.

Томкинс передал фонарь Уиллу, тот поблагодарил и начал спускаться. Нед всматривался в темноту – ему тут не нравилось, но жаловаться было едва ли уместно. После короткой заминки он спустился по лестнице на каменный пол.

Крышка люка над их головами захлопнулась.

Часть III. Логово. 1662 г.

Глава 23

Следующей весной – в восемь утра в воскресенье, 2 марта 1662 года, если быть точным, – четверо мужчин в возрасте лет пятидесяти пяти – шестидесяти, каждый с Библией и в приличествующей дню Господню строгой пуританской одежде, были замечены на улицах Лондона. В этом поступке было что-то вызывающее: по принятым правительством Карла II законам пуританам запрещалось собираться больше чем пятерым вместе – превышающее запрет количество считалось сходкой и наказывалось заключением в тюрьму. Так что появление означенных лиц не нарушало установлений, но только едва.

Под перезвон церковных колоколов четверо проследовали на север от реки по Колмен-стрит, свернули в Суон-Элли, где располагались купеческие особняки, и остановились перед высоким узким зданием, которое, словно спохватившись, втиснули в ряд домов.

Когда в дверь постучали, Фрэнсис Гофф наливала дяде Уильяму стакан воды. Старый священник, как обычно, корпел над своими бумагами.

– Скорее всего, это ко мне, – произнес он, не поднимая головы. – Тебя не затруднит впустить гостей? Эти люди могут показаться тебе интересными. Они недавно приехали из Америки.

Америка.

– Думаешь, у них могут быть новости об Уилле и отце?

– Весьма возможно.

Она помчалась по коридору, на бегу разглаживая юбку и убирая волосы, и открыла дверь. Старший из четверых смотрел на нее какое-то время, потом хмуро улыбнулся.

– Имею ли я честь обращаться к миссис Гофф? Миссис Фрэнсис Гофф?

В своем радостном возбуждении она не зашла настолько далеко, чтобы забыть об осторожности.

– А можно поинтересоваться, кто ее спрашивает?

– Прошу прощения. – Неизвестный коснулся полей шляпы с плоским верхом. – Я Джон Уинтроп, губернатор колонии Коннектикут. Это майор Роберт Томпсон из Гилфорда, что в Нью-Хейвене, капитан Скот с Лонг-Айленда и мистер Натаниэль Уайтфилд, также из Гилфорда. Мы пришли навестить преподобного Хука.

– Прошу вас, проходите. Мой дядя вас ждет.

Она отошла в сторонку, пропуская их, быстро окинула взглядом улицу, не следят ли за ними, затем проводила их в гостиную. Женщина помедлила на пороге в надежде задать несколько вопросов, но дядя Уильям отрезал:

– Спасибо, Фрэнсис. Можешь пойти к своей тете. И пожалуйста, закрой дверь.

Как это жестоко, подумалось ей, исключать ее из разговора. Почти два