когда вернулась, дяди уже не было. На толстом конверте значилась надпись: «Преп. Джону Девенпорту, Нью-Хейвен». Адрес Сэмюела Уилсона относился к приходу церкви у верфи Святых Петра и Павла. Она повертела конверт в руках. Он представлял собой нить, пусть и тонкую, способную связать ее с мужем. Искушение было необоримым. Фрэнсис села за стол, взяла лист бумаги и окунула дядюшкино перо в чернильницу, зачернив очиненный кончик. Это мог быть только едва слышный шепот любви – никаких подробностей об истинном их положении, ничего, способного выдать, где они живут, кто отправил это послание или даже кому оно адресовано. В последнем пункте ей приходилось положиться на проницательность мистера Девенпорта.

«Дражайшее мое сердце, – написала она. – Бог разлучил нас, но по милости Его дети все здоровы, и, полагаясь на бесконечную доброту Его, я не теряю веры, что однажды мы воссоединимся».

Фрэнсис помедлила, размышляя, не добавить ли еще строчку для отца, сообщить ему о смерти мачехи – то было избавление, хотела бы она ему сказать, – но не смогла подобрать слов, а желания усугублять его терзания у нее не было.

Она сложила листок вчетверо и запечатала каплей сургуча. Потом вскрыла конверт для преподобного Девенпорта. Внутри нашелся вексель на двадцать фунтов – деньги, собранные местными пуританами. Их семье этих денег хватило бы надолго, но Фрэнсис, разумеется, даже мысли не пришло сожалеть об этом. Она засунула свое письмо среди восьми исписанных убористым почерком страниц и снова запечатала конверт, приложив в четырех местах печатку дяди. Внимательно посмотрела, что получилось. Никто не заподозрит, что его вскрывали.

Сверху донесся звук. Это дядя спускался по лестнице. Фрэнсис проворно разложила все на столе по прежним местам, потом взяла конверт и адрес Уилсона и вышла на улицу.

Дом торговца находился чуть более чем в миле от них, у реки близ Блэкфрайарса. Она спросила дорогу у служки в соборе Святого Павла и полчаса спустя после того, как вышла из кабинета Хука, уже стучалась в дверь Уилсона. Торговец оказался моложе, чем Фрэнсис ожидала, и был одет в пуританское черное. Из-за спины у него доносился детский смех. По какой-то причине этот звук ее обнадежил.

– Мой дядя просил передать вам это для доставки в Америку.

Уилсон глянул на имя на конверте и поморщился.

– Мне придется спрятать этот груз особенно тщательно.

– Но вы его доставите?

– Доставлю. Обещаю.

– Да благословит вас Бог. Вы добрый человек.

Его, похоже, изумило чувство, вложенное ею в эти слова.

– Вы не зайдете на минуту?

– Нет. Спасибо, но мне пора возвращаться к моим собственным детям.

Фрэнсис проделала почти половину пути до дома, когда поняла вдруг, что дородная женщина в коричневом платье и зеленом чепце, бросившаяся ей в глаза в конце улицы, где живет Уилсон, находится не далее как в пятидесяти шагах позади нее. Фрэнсис нырнула в церковь Сент-Мэри-ле-Боу, быстрым шагом прошла по нефу и вышла через алтарную дверь, двинулась дальше по улице, потом налево на Олд-Джури. Женщина по-прежнему следовала за ней, но немного отстала. Фрэнсис свернула во двор, пробежала по мостовой, нашла незапертую дверь и спряталась в проходе за ней. Означает ли это, что за Уилсоном следили? Или их интересовал ее дядя? В этом случае не следует ли пойти обратно к Уилсону и предупредить, что она могла привести опасность к его порогу?

Фрэнсис прождала более получаса, пока церковные колокола не прозвонили двенадцать, затем решила, что риска нет. Женщины в узком переулке не было. Она кружным путем направилась к Суон-Элли, постоянно бросая взгляды через плечо, но, кажется, ей удалось избавиться от преследовательницы.

Едва придя домой, она рассказала дяде Уильяму о случившемся. Тот, похоже, не встревожился. Ему приходилось идти на большой риск, чтобы сохранить живой веру. Он принимал эту опасность, как и Уилсон.

– Всё в руках Божьих, – сказал он.

Глава 24

В то же воскресенье, когда Хук встречался с четырьмя мужчинами из Америки, Ричард Нэйлер отплыл в Роттердам.

Четыре дня спустя, вечером в четверг, 6 марта, он стоял, пригнувшись, у окна расположенной на верхнем этаже спальни в голландском городе Делфте, нацелив подзорную трубу на выбеленный известью дом с плоским фасадом, находящийся прямо напротив через канал. Было начало седьмого, солнце как раз садилось, тени крались по увешанным камчатной тканью стенам. Позади него в сделанном из лучшего дуба кресле с высокой спинкой восседал сэр Джордж Даунинг, посол его величества в Гааге. Этажом ниже расположились с полдюжины английских солдат, с оружием, но в цивильной одежде. Они незаметно, порознь прибывали всю вторую половину дня с «Арапа», корабля Королевской африканской компании, принадлежащей герцогу Йоркскому. Корабль стоял у причала в порту Роттердама милях в шести к югу.

– А если они не придут? – Даунинг зевнул.

– Придут, – сказал Нэйлер, немного подведя фокус, чтобы рассмотреть улицу. – Я читал их письма. Привязанность – вот их слабость, поверьте мне. Это для них как катехизис.

– Представьте себе человека, который соскучился по жене настолько, что готов жизнью рискнуть, лишь бы ее увидеть. – В тоне посла звучало недоверие. Он хохотнул.

Нэйлер его ненавидел.

Ричард вернулся в Лондон из Бостона в конце июля, полный решимости усилить поиски тех цареубийц, что еще разгуливали на свободе на континенте: если Уолли и Гофф в их числе, он достаточно скоро о них услышит. Когда он доложил Хайду, ныне графу Кларендону, о фиаско своей миссии в Америке и высказал предположение, что их добыча могла сбежать в Голландию, Хайд сообщил ему о недавнем переназначении Даунинга послом.

– Напишите ему. Он охотно поможет.

– Даунинг в Гааге? – удивился Нэйлер. – Но он представлял в Голландии Кромвеля.

– Вот именно. А теперь представляет государя. Между нами, он вышел на нас еще в бытность короля в изгнании и зарекомендовал себя весьма полезным шпионом. Это еще один из бывших сторонников Парламента, стремящийся теперь выказать свое рвение. Не принимайте такой оскорбленный вид, Нэйлер, – щепетильность вам не к лицу.

И Даунинг действительно доказал свою эффективность в выслеживании цареубийц, против этого не поспоришь. Причем именно благодаря своему прошлому. Уроженец Салема, что в Массачусетсе, он был одним из первых выпускников Гарварда, а перед тем как поступить на государственную службу, состоял капелланом в Армии нового образца. После Реставрации он поддерживал дружеские связи с находящимися в изгнании бывшими соратниками, по-прежнему доверявшими ему. Переданные им в следственный комитет Нэйлера донесения пестрили именами и явками. Из тринадцати до сих пор остающихся на свободе подписантов смертного приговора королю Даунинг собрал достоверные сведения