— Может быть, кто-то и знает. Беда в том, что так много людей утверждают, будто знают, и их утверждения настолько разнообразны, что трудно понять, какие из них верны, если таковые вообще есть. Многие верят, что он может управлять луной.

— Луной? Но...

— Пророчество говорит нам, что ключ лежит среди нас, среди наших детей или детей, которые еще будут. Я верила в это всей душой. Я была тогда молодой женщиной, и ревностной. — Она выдавила улыбку, хотя боль все еще преследовала ее глаза. — Во всяком случае, оно выполнило свою задачу. Я не знала правды, пока не стала здесь настоятельницей и не получила доступ к санкционированным историям. Сейчас это не имеет большого значения — но это не та история, которая должна распространяться. Я доверяю тебе, Нона. И это скорее бремя, чем дар. Ты это понимаешь?

— Понимаю. — По крайней мере, она поняла половину. — Но разве первосвященник не знал? И архонты?

— Джейкоб никогда не любил читать. Или слушать. — На этот раз улыбка настоятельницы была шире. — Архонты? Я уверена, что Анаста знает. Наверное, и Фило тоже. Краттон? Не знаю. Он часто удивляет меня. Невис, наверное, нет. Или, возможно, как Сестра Колесо, они знают, но предпочитают верить.

Нона нахмурилась:

— Тогда почему вы спасли меня?

— Ты слышала, что я сказал архонтам. Этого им хватило, чтобы признать меня невиновной.

— Но вы же сказали, что у вас было ви...

— Я солгала, Нона. Я делаю это иногда, даже когда кто-то не угрожает отрезать мне язык и выпроводить из монастыря.

Нона вспомнила, что говорила настоятельница, когда они спешили из тюрьмы. Слова — шаги по пути: главное — попасть туда, куда ты идешь. И куда шла настоятельница?

— Вам не нравился первосвященник.

— Да.

— Он был занозой в вашем боку.

— Скорее ножом в моей почке.

— И вам не нравился Туран Таксис.

— Да.

— А теперь у Турана нет друга-первосвященника.

— Да, теперь в его в кармане нет первосвященника. При всех своих недостатках Невис не продаст себя так дешево, как это сделал Джейкоб.

— Зачем вы мне все это рассказываете? — Нона нахмурилась, пытаясь понять, не издевается ли над ней настоятельница.

— Ты спросила.

— Но... вы не должны так говорить об архонтах... не с послушницей. Не со мной. Я тут совершенно новенькая.

— Может, твои башмаки и блестят, Нона, но в твоей рясе есть несколько дыр. — Настоятельница внимательно разглядывала Нону, не улыбаясь. — Ты пролила за меня кровь. Я обязана тебе кое-какими ответами. Или, возможно, я хочу посмотреть, как тщательно ты хранишь секреты?

— Если первосвященник был таким плохим, почему архонты не сместили его раньше? — Это казалось достаточно простым делом.

— У каждого архонта есть своя епархия, и их соборы очень далеки от Истины. Нужно сдвинуть горы, чтобы получить двух архонтов в одном месте, не говоря уже о четырех. Это собрание, которое я никогда бы не смогла созвать.

— Но разве первосвященник нуждался в них, чтобы вас изгнать?

— Ему нужно было, чтобы это выглядело как нечто большее, чем обыкновенная злоба. У нас с Джейкобом свои счеты. Если бы он просто объявил меня виновной, то выставил бы себя слабаком. А человек, который проводит при дворе императора столько времени, как первосвященник, не может позволить себе выглядеть слабым. В этих водах слишком много акул. Он думал, что крепче держит архонтов в руках, чем было на самом деле. Что у него больше власти над ними. Если бы хоть один из них согласился с ним, то не было бы никаких проблем. Так что Туран Таксис заставил всех четырех архонтов приплыть к моему порогу по реке из золота — просто чтобы добраться до тебя, дорогая.

— И вы знали, что он... — Нона начала различать какие-то очертания. Наброски плана.

Настоятельница кивнула:

— Я считала это вероятным.

— Но... но вы же сами себя обожгли. Хотя и знали, что это не поможет. Вы знали, что это не заставит первосвященника передумать.

— Да.

— Потому что... вы знали, что это заставит меня сказать, что я выдержу испытание. Но я с самого начала сказала, что сделаю это.

— Если бы я тогда приняла твое предложение, архонты никогда бы не проголосовали за то, чтобы отнять у Джейкоба посох. Они должны были видеть, как я страдаю – они должны были видеть, как он заставляет меня страдать. Собрать четырех архонтов в одном месте — это подвиг, но это ничто по сравнению с задачей заставить их договориться о чем-то важном.

— Итак... все это... с того самого первого дня... было сделано для того, чтобы свергнуть первосвященника и повредить Турану Таксису.

Настоятельница просто посмотрела на нее.

— Как... как вы могли знать, что я выдержу это испытание? — Нона повела плечом и поморщилась. Гесса чудом выжила, и даже царапина на ней могла бы стать причиной того, чтобы утопить Нону.

— Сестра Сало наблюдала за тобой в тот первый день на Мече. Маленькая девочка, которая может причинить такой вред Раймелу Таксису, что потребуется четыре человека из Академии, чтобы удержать его на краю жизни... ринг-боец герант... Я решила, что такой ребенок будет быстрым. Сестра Сало наблюдала за тобой на песке и сказала мне, что даже в расцвете сил она не была такой быстрой.

Нона лежала молча, боль в ране пульсировала, руки и запястья горели огнем. Настоятельница Стекло не была ни быстрой, ни сильной, у нее не было явного богатства, ее должность не давала ей возможность как-то влиять на политику, и все же, правдой и ложью, она повернула одно колесо против другого, в результате чего горы сдвинулись, могущественный человек пал, и мир запел песню, которую она выбрала для него. Нона не знала, что она чувствует по этому поводу. Она знала, что пыталась возложить часть своей вины за смерть Сайды на ступени настоятельницы и что на самом деле это была ее вина, и только ее. Она должна была никогда не прекращать борьбу, никогда не позволять им предстать перед «правосудием». Нона знала, что она не понимает людей. Не понимает, как они работают в своей паутине хрупкой, гибкой дружбы и изменчивой преданности, как играют в игры улыбок и объятий, хмурых взглядов и отвернувшихся спин при дворе или за монастырским завтраком, как работают их скрытые сердца. Она знала, что не понимает этого, но еще меньше понимала Настоятельницу Стекло. Нону, закованную в цепи, хотели бросить в черную и непроницаемую воду колодца, где плавали послушницы, где глубоко под ударами их ног лежит ил, переполненный костями. Настоятельница Стекло и этот провал, возможно, имели общего больше, чем казалось.

Стекло и ее церковь. Теперь Нона не была предана ни тому, ни другому. И, возможно, это был просто еще один поворот колес настоятельницы... но время бежать уже ушло. Она назвала Клеру и Гессу подругами, и эта связь была глубже крови: это была основа мира, который она могла понять.