В любом случае можно утверждать наверняка, что Майлз Бридон, после завтрака отправившийся на разведку местности, которой суждено было стать фоном одного из его наиболее обескураживающих профессиональных подвигов, едва дойдя до моста, принялся бросать в реку палочки и смотреть, как они ведут себя в стремительной воде; а его жена (Анджела, как и большинство женщин, просто ненавидела попусту тратить время) до такой степени пошла у него на поводу, что подкидывала ему валявшиеся поодаль веточки. Затем в свои права вступил дух соревнования – тот всегда бдит во время нашего досуга и портит его, – и бросание палочек в стремнину Дауни превратилось в игру, со своими правилами, системой подсчета очков и приемчиками. В этих легкомысленных забавах легко могло пройти целое утро, если бы вдруг, с соблюдением всех церемониальных тонкостей, сопутствующих здесь вторжению внешнего мира, к гостям не вышла с телеграммой хозяйка, миссис Макбрейн. Оказалось, телеграмма от мистера Палтни, в ней сообщалось, каким поездом он прибывает (к слову сказать, единственным поездом в тот день). Игра, однако, закончилась: Бридоны, смутившись, прекратили бросать палочки, как застываем все мы, застигнутые за занятием, превращающим нас в дураков. Когда послание было прочитано, чары спали.

– Миссис Макбрейн, – сказала Анджела, – мы как раз подумали, можно ли попросить разрешения обойти остров, пока пустует дом. Зрелище потрясающее.

Ответ прозвучал на том музыкальном, довольно старательном английском, характерном для людей гэльского происхождения и так отличающемся от того, что южане именуют шотландским акцентом. Миссис Макбрейн с безупречной вежливостью горцев, горячо, но без излишней услужливости предложила гостям чувствовать себя как дома.

– О, конечно же, мадам, никаких возражений. Если дом свободен, господам, приезжающим сюда на рыбалку, разрешается ходить где угодно. Единственная просьба – не позволять туристам устраивать здесь пикники, поскольку сэр Чарлз опасается, как бы они не подпалили лес. Только на прошлой неделе, хотя, может, и раньше, кто-то развел на берегу костер; вероятно, отдыхающие, поскольку огонь погас, прежде чем туда подоспел мистер Макбрейн. Но гости, проживающие на территории поместья, ходят где угодно, мадам, если дом не сдан. А те джентльмены приедут только в субботу; так что, разумеется, все в порядке, мадам.

И было понятно, что она готова так и стоять у моста и держать ворота открытыми, если бы в этих гостеприимных краях они имели обыкновение быть заперты, дабы отпугнуть случайных прохожих.

Бридоны, однако, не пошли по подъездной аллее к главному входу, как поступили бы обычные гости. Отходившая налево в заросли рододендрона тропинка явно служила началом прогулочного маршрута вокруг острова; а нельзя познакомиться с островом, не обойдя его кругом – тут супруги были единодушны. Над тропинкой нависали тяжелые ветви кустарника с длинными, витиеватыми отростками, укрывшимися от внимания садовника. Через несколько минут они вышли на обрамленную орляком лужайку, оттуда налево вниз шел крутой спуск, а между дубовыми ветвями открывался вид на обмелевшую утекающую реку. Справа начинался подъем футов на двести к верхнему плато, где в беспорядке росли дубы, лиственницы и сосны. Его прорезали глубокие канавы, поросшие орляком и мхом, в них валялись гнилые стволы, свидетельствовавшие о том, что зимой здесь сходят мощные потоки воды.

То был тучный в своем гниении остров. Он чрезмерно, больше, чем Высокогорье в среднем, порос лесом, его заливали дожди, воздух здесь всегда был влажным, земля чавкала под ногами. У поваленных деревьев, которые, будто вопия против человеческого небрежения, повсюду вывернули к небу фантасмагорических очертаний корни, повыскакивали поганки яркой окраски, мимикрируя под искусственные существа. Весной среди странных грибных порождений здесь можно было обнаружить известный деликатес – аморфную массу съедобной гнили, именуемую сморчком. Большинство папоротников, забивших скальные трещины, имели простейший геометрический узор, словно являлись пережитком первобытного периода, когда формы еще не расчленились, – древности, когда природа еще находилась на стадии ученичества. Так было в лесистой части, на редких же полянах вереск, орляк, восковница – все имели свою нишу, куда вторгались мощные заросли рододендрона и азалии – человеческого импорта. И они нагромождались друг на друга с такой скоростью, что растительность вдоль дорожек, кроме подъездной аллеи, приходилось подрезать почти каждый год, чтобы остров не превратился в джунгли.

На фоне буйной флоры острова бросалось в глаза неприятное отсутствие движущихся объектов. Правда, во множестве летали мухи и пчелы, да еще паучки выстелили землю сетями паутины, блестевшей капельками ранней росы, но птицы избегали этих мест, будто на озере Аверно[19]; их пение так редко доносилось из кустов, что, заслышав его, вы вздрагивали. Кролики, тучами носившиеся на берегу, лишь изредка выскакивали на тропинку, белки не играли в прятки на деревьях. Тем более неожиданными были редкие встречи с другими представителями животного мира – то тетерев вдруг с шумом взлетал из кустов, то цапля возвращалась к своему жилищу, то одинокая косуля – коричневое пятнышко в подлеске – испуганно отпрыгивала, заслышав шаги. Звериное царство не было здесь мирным соседом, хорошо знакомой компанией, сопровождающей вас на прогулках, а приводило в трепет тишиной или страшило внезапной активностью.

Даже ветер, постоянный и зачастую шумный спутник на окрестных болотах, только шевелил верхушки деревьев, лишь изредка их наклоняя, – так надежно схоронился остров в горной, высеченной водами чаше. Что до человеческого общества, не приходилось ожидать, что за бетонным мостом вам встретится собрат по биологическому виду. Тишина полной изоляции создавала ощущение, будто вы попали в сказочную страну, весьма приятную для глаза, но несколько жутковатую и несущую легкую угрозу; человек чувствовал себя здесь захватчиком. Справа и слева прямо над рекой шли оживленные дороги, доносился хруст гравия под колесами машин, одолевающих неожиданный подъем перед погостом Глендауни; но вы на бесполезных акрах этого призрачного пятачка были отрезаны, отделены ото всех.

Тропинка вокруг острова, в южной части почти вплотную приближавшаяся к реке, на севере подошла к обрыву отвесной скалы, и супругам открылся исключительно красивый вид, не утоливший, однако, их любопытства относительно человеческого вмешательства. Несколько деревянных скамеек в местах, где панорама давала повод замедлить шаг, основательно подгнили; низенькие мостики над протоками замшели и отсырели почти до состояния трухи; проволока, некогда помечавшая границы сада, провисла и зияла пустотами забвения. Тем удивительнее было примерно через четверть мили к югу вверх по течению наткнуться на рыбацкую лодку, пришвартованную у внезапно появившегося невысокого песчаного склона, на верху которого росли кусты и орляк. Лодка, судя по всему находилась в пользовании: дерево прочное, краска относительно свежая; весла тут же – с полным доверием к порядочности прохожего, культивируемым в Шотландском высокогорье. Четыре несоразмерно большие для маленькой лодки лапы якоря накрепко придавили ее к песку – совершенно напрасно, так как место было высокое, сухое, почти в двух футах от бурлящей реки и по меньшей мере на фут выше.