Анджела, которая все еще тихонько покачивалась на гамаке, вдруг подскочила, воскликнув:

– Майлз, я знаю! Эдвард!

– Эдвард? – переспросил Бридон, нахмурив брови. – Мне доводилось встречать это имя, но, взятое само по себе, оно мне ни о чем не говорит.

– Ну неужели ты не помнишь? Эдвард Палтни!

– Сударыня, если это некая темная личность из вашей прошлой жизни, до того как вы повстречались на моем жизненном пути, то поговорим о нем чуть позже. Пощади чувства нашего гостя.

– Но, Майлз, ты должен помнить этого чудного старикашку в Пулфорде, когда ты потратил столько времени, выясняя, что случилось с бедным Моттрамом[15]. Школьный учитель, который обычно удит рыбу на местной речке. Поедем втроем на рыбалку в Шотландию, он будет делать все, что нужно, а ты станешь вторым, тем, кто сидит на носу лодки и вот-вот начнет удить рыбу, но что-то никак не начинает.

– Действительно припоминаю, в Чилторпе – не в Пулфорде – был такой пожилой джентльмен, с которым ты пыталась флиртовать. Следует ли мне заключить, что ты состоишь с ним в тайной переписке?

– Если помнишь, он прислал мне открытку на Рождество, и это трудно назвать тайной перепиской, поскольку она лежала у нас на камине, и ты все время отрывал от нее кусочки и совал в трубку, чтобы не шатался мундштук. Не самая располагающая привычка, дорогой мой Майлз.

– Ну конечно, для курильщика открытка что надо. Восхитительной плотности. Но он, разумеется, слишком джентльмен, чтобы оставить на открытке свой адрес, не правда ли? Это было бы хамством.

– Нет, но там изображена школа, где он преподает, и название внизу. Думаю, рассылается родителям как реклама, хотя и сомнительного качества, потому что, кроме изолятора, на ней ничего не видно. Поразительно, школы вечно вбухивают все свои деньги в строительство изоляторов, как будто мальчики только и делают, что болеют. Ну, как бы то ни было, открытка есть и адрес будет. И не надо говорить мне, что Эдвард уже построил планы на каникулы, потому что он почти всегда ездит к своей овдовевшей сестре, предположительно в Богнор. Симпатичное письмецо от меня, и он приедет, я уверена; особенно ради прекрасной возможности бесплатной рыбалки на отличной шотландской реке. Давайте его попросим.

– Ненавижу мирить супругов, – сказал Шолто, – но, знаете, мне думается, миссис Бридон права. По-моему, должно сработать.

– Единственное препятствие я вижу в том, что если меня – пинками – еще можно уговорить поселиться в палатке, а Анджела, так та уверяет, что даже любит это дело, то лицо Палтни под брезентом не видится мне сияющим от счастья, насколько я его помню. А этот местный магнат, наверно, не готов пойти так далеко, чтобы предоставить в наше распоряжение малюсенький замок.

– Мы все продумали, – отозвался Шолто («Бесподобная» всегда все продумывает). – Мы предполагали, что вы не захотите поселиться абы где. Смешно, но рыбаки, приезжающие туда (не местные), обычно останавливаются в домике садовника, как раз напротив острова, где будут шуровать Летеби и компания. Правда, на самом острове тоже есть дом, но относящийся к нему сад расположен на берегу, прямо у моста; шотландцы по неведомой причине любят разбивать сад на некотором отдалении от жилища. В согласии с хорошо известным принципом ubi hortus ibi hortator[16], садовник тоже живет на берегу – и сдает пару комнатенок, – с женой, которая, как утверждают, лучше всех на много миль кругом готовит здоровые местные блюда. Идея сэра Чарлза состоит в том, что вы будете жить в этом домике, где обычно останавливаются рыбаки; и хотя ваш друг мистер Палтни в смете не предусмотрен, могу себе представить, что для него тоже найдется комната. А это значит, вы будете жить вплотную к острову. Да вообще-то в радиусе мили это единственное пристанище.

– Звучит неплохо, – ворчливо отозвался Бридон. – А где там, кстати, ближайшее поле для гольфа?

– Господи, да откуда мне знать? В Нэрне, наверно. Но трудно ожидать от несчастного Карла Эдуарда, чтобы он депонировал свою скудную наличность под восемнадцатой лункой в Сент-Эндрюсе. Это работа, дорогой мой, работа.

Когда сидели за ужином – Шолто остался на выходные, – возникла новая проблема. Анджела, которая демонстрировала в отношении поездки печальное легкомыслие (например, предположив, что ее муж, если только поставит себя на место Карла Эдуарда, пожалуй, сможет умыкнуть клад, прежде чем это сделает кто-нибудь другой), вдруг стала серьезнее.

– Я вот не вполне понимаю и даже не уверена, что это имеет к нам отношение. Вы говорите, Компания готова уплатить десять тысяч, если Хендерсон найдет сокровища и усвистит с ними, а Летеби не удастся его остановить. Понятно, должна быть круглая сумма, поскольку в таковом случае невозможно будет оценить клад задним числом. Но предположим, ситуация будет развиваться несколько иначе. Предположим, они нашли клад сегодня, а Хендерсон драпанул завтра. Предполагается ли, что кто-то бросит мимолетный взгляд на сокровища в промежутке между двумя этими событиями и попытается понять, сколько они действительно стоят? А если красная цена им шестьдесят шесть фунтов шесть шиллингов и восемь пенсов, Компания, когда они исчезнут, тоже выплатит десять тысяч?

– Вы абсолютно правы, миссис Бридон, я забыл сказать: Компания проинструктирует хозяина одной лавки древностей в Инвернессе, который собаку съел на этой эпохе. А вашему мужу придется подловить момент, когда хоть что-то будет найдено, и вызвать антиквара, его зовут Добби. Тот прикидывает приблизительную стоимость, вы тем временем ставите нас в известность, и на следующий день мы высылаем официального оценщика. Все обговорено с Летеби как условие сделки. Он обещал сам вызвать Добби – в случае находки, разумеется, – но, конечно, может… ну, словом, может забыть, вы понимаете.

– Бедолага, нелегко ему будет объяснить этот визит компаньону. «Послушайте, дружище, тут к нам после обеда заедет один старьевщик оценить эту штуку, на случай если вы с ней удерете», – как-то так, да?

– Он говорит, все будет в порядке, и, знаете, я ему верю. Если бы вы были знакомы с Летеби, то поняли бы, что он способен сымпровизировать любую ложь.

– Похоже, он мне понравится. Делегат Имперских конференций[17], кажется, более тяжелый случай, но, полагаю, мы притремся к его манерам.

И Анджела ушла пожелать детям спокойной ночи. Ее муж, выкладывавший на тарелке узор из вишневых косточек, обнаружив, что остался наедине с гостем, взял более серьезный тон.

– Все это прекрасно, Шолто, – заявил он, – но возникает вопрос: имею ли я право брать с собой Анджелу? Легко говорить – следите за поисками сокровищ и сообщайте, если что-то пойдет не так. Но вероятно, если дело нечисто, Компания не ждет, что я продолжу сидеть с биноклем и заказывать междугородние звонки. Они ведь исходят из того, что я вмешаюсь и что-нибудь предприму – предотвращу бегство нашего скорохода, к примеру. Вы утверждаете, будто крайне маловероятно, что до такого дойдет, но, черт подери, гладко это на бумаге. А судя по тому, что вы рассказали о послужном списке мистера Хендерсона, я не удивлюсь, если он неплохо умеет обращаться с ружьем. И если кто-то – Хендерсон или Летеби – вдруг устроит что-нибудь в этом роде, вы можете себе представить, как Анджела стремглав, но сохраняя изящество, мчится к бомбоубежищу? Лично я не могу.