– А кто была та рыжая женщина, которая дала тебе мою визитку? Ты говоришь, не Эви? Значит, какая-то подруга все-таки была?

Таня пожала плечами:

– Я спросила про нее Эви, но та меня не поняла. Вообще, я заметила, что она путается в английском.

– А ты здорово шпаришь, – с уважительной завистью заметил парень. – Среди моих друзей никто так не говорит, хотя более-менее болтают все. А я, наверное, от волнения все перезабуду, особенно в полиции. Ты ведь не бросишь меня, нет?

– Опять?! – Девушка выразительно покрутила пальцем у виска. – Кто кого еще бросит? У меня – ни цента! Вот пошлешь меня подальше, и окажусь я на паперти в Афинах! Я же от тебя полностью завишу!

– А знаешь, это приятно сознавать, – задумчиво проговорил Андрей. – Такая красивая девушка – и полностью от тебя зависит! Чувствуешь себя этаким Индианой Джонсом!

– Извини, но мне это как раз неприятно, – надулась Таня. – Я бы лучше поехала за свой счет!

Она отвернулась к окну, созерцая плывущую далеко внизу землю. Вдали блестела большая река, на горизонте застыли груды серо-голубых облаков. Андрей не делал попыток разговорить ее и притих, уйдя в свои мысли. Гречанка, сидящая у прохода, негромко, как-то очень уютно похрапывала. Ровный гул моторов усыплял, и как всегда в самолете у Тани появилось ощущение нереальности всего происходящего. За это она и любила полеты – здесь, среди облаков, все проблемы и неприятности казались чужими, давно минувшими, будто случившимися в прошлой жизни. Мир становился каким-то плоским, ненаселенным, похожим на немую географическую карту. «Как она на самом деле пустынна, наша земля! – Таня глядела вниз, слегка опустив синий козырек на иллюминаторе, прикрывшись от послеполуденного солнца. – Как мало места мы на ней занимаем, и сколько слез и крови, сколько драк из-за этого места! А ведь нас даже не видно отсюда, сверху!»

– О чем ты думаешь? – неожиданно спросил Андрей, склоняясь к ее уху. – У тебя такой торжественный вид!

– О смысле жизни, – честно ответила девушка. Ивану она никогда не ответила бы так, он бы попросту посмеялся. Теперь, оглядываясь на свой брак, она с ужасом понимала, что они с мужем почти никогда не разговаривали по душам. Живя рядом, они, в сущности, не знали друг о друге ничего, кроме паспортных данных, кое-каких привычек и физиологических особенностей. «И миллионы людей так живут! Всю жизнь, как в дурном сне! – От этой мысли ей стало жутко. – Какое счастье, что проснулась!»

– Высота наводит на такие мысли, верно? – ничуть не удивившись, заметил Андрей. – В горах я тоже об этом думаю. Особенно когда стою на вершине. Чувствую себя так, будто уже умер, выбрался из своего тела и теперь на все смотрю со стороны, и так мне хорошо, спокойно... Не знаю, понимаешь ты меня?

– Моя мама сказала бы, что ты молод такие мысли в голове иметь! – засмеялась девушка, поворачивая к нему голову. – Но я тебя понимаю. Кстати, недалеко от городка, где живет твоя мама, есть такое место в горах. Надо будет туда съездить. Именно там мне оставили в часовенке черепашку.

– Кстати, – разом посерьезнел Андрей, – ты больше не звонила Матильде? Она не вернула медальон?

– Матильда с мужем и детьми уже в Италии, – грустно ответила девушка. – Очень жаль, потому что я не знаю, где мы будем жить. И вообще, мы с ней так хорошо сошлись... Она бы и тебе понравилась! Очень интересная женщина, веселая, приветливая, только... – Таня запнулась, вспомнив, как небрежно отнеслась хозяйка «Солнца Мармари» к гибели своей русской приятельницы. – Слишком уж любит свой отель, – закончила она.

– А что в этом плохого? – не понял Андрей. – Я тоже люблю свое дело. Весь частный бизнес на этом построен.

Девушка не стала спорить и снова отвернулась к окну. Через несколько минут стали разносить обед, а когда все покончили с ним и защелкнули обратно откидные столики, ее стало клонить ко сну. Она опустила козырек на иллюминаторе, откинула спинку кресла и, закрыв глаза, попробовала подумать о чем-нибудь приятном. О голубой луне над Каристосом, о лиловых вересковых горах вокруг Мармари, о чайках, бродящих по отмелям, и о колониях морских ежей, чернеющих в прозрачной лазурной воде. О дивном розово-золотом видении – мраморном Акрополе в конце тюремно-серого афинского проспекта, похожем на прекрасный конец долгой скучной жизни. О пении петухов в горных селеньях и о звяканье овечьих колокольчиков в глубокой лощине недалеко от Драконовых домов. О том, как хорошо было стоять в тени большой старой мурии, глядя на маленькую площадь сонного белого городка... «Но рыжая женщина, которая подошла ко мне в кафе, говорила об Андрее как о своем сыне! – некстати пронеслось у нее в голове, и сон разом прошел. – Я не ошибаюсь, я очень внимательно ее слушала, и в тот миг не думала о своих делах. Я все поняла правильно. Она представилась как его мать!»

Девушка покосилась на своего спутника и обнаружила, что тот спит, запрокинув голову и сладко приоткрыв рот. Она не стала его тревожить, снова закрыла глаза и заставила себя выбросить все мысли из головы и слушать только шум моторов. Вскоре этот ровный гул убаюкал ее.

Никогда, за все четыре года, прошедшие со дня исчезновения, Паша не снился ей. Вообще, Таня или не видела снов, или не запоминала их, и только очень редко могла сказать, что, кажется, нечто мелькало в черной тьме, куда она проваливалась, закрывая глаза. Однако на этот раз сновидение было настолько ярким, неприятно-реалистичным, что, очнувшись, она вспомнила его до мелочей и содрогнулась. Андрей тоже вскинулся и с диковатым видом взглянул на девушку:

– Ты что вопишь?! Нас за террористов примут!

– Я кричала? – Выпрямившись, Таня огляделась и обнаружила, что гречанка, сидевшая у прохода, уже не спит и смотрит на нее в упор с явным интересом. – Громко?

– Достаточно, чтобы тебя услышали в Афинах. Мы идем на посадку. – Андрей сам застегнул ей ремень безопасности. – Расскажешь, что снилось?

– Ничего хорошего. – Она окончательно пришла в себя и тряхнула головой, отгоняя остатки сонной одури. – Никогда не надо спать после обеда, даже после такого! Мне кошмар приснился, причем чужой.

Парень заинтересовался, и Таня нехотя поделилась:

– Сегодня утром Пашина мать мне рассказала, что четыре года видит его во сне. Будто он звонит в дверь, она открывает, а Паша стоит на пороге и не входит. И вот мне приснилось то же самое, точка в точку.

– А в чем кошмар? – удивился Андрей.

– В том, что он смотрит на тебя и молчит! – буркнула Таня. – Ладно, я не смогу этого описать. Забудем.

Но она была уверена, что запомнит сон надолго, и даже не потому, что это был тот редкий случай, когда ей что-то снилось. Слишком ясно она видела Пашу, и эта пугающая четкость поразила ее больше всего. Дверь, которую она ему открыла, была дверью гостиничного номера, который Таня занимала в «Солнце Мармари». Откуда в ней взялся звонок, Таня во сне не думала и пошла отпирать, не подозревая никакого подвоха. И в тот же миг ей захотелось захлопнуть дверь – такого ужаса она не испытывала никогда в жизни, даже когда тонула. Там, в коридоре, молча стоял Паша, стоял и смотрел прямо ей в глаза, не делая даже попытки войти или заговорить. Она снова увидела его русые, на косой пробор расчесанные волосы, его глаза цвета морской волны – такие же красивые, как у его сестры, только немного темнее и гораздо умнее. Из-за цвета этих глаз она когда-то и обратила на него внимание, и еще ее привлек смеющийся взгляд Паши. В уголках его глаз всегда подрагивала улыбка, и девушке казалось, что это доказательство легкого, веселого характера. В каком-то смысле так и было – Паша намного чаще улыбался, чем хмурился. В ее же сне его глаза были похожи на темные окна, сквозь которые ничего не видно внутри, в которых ничто не отражается снаружи. Таня попыталась захлопнуть дверь перед этим невыносимым взглядом, но руки не слушались ее. Тогда девушка закричала.