Я ждала, когда заведующий замолчит, чтобы заговорить самой.Но он уже не мог остановиться и кипятился все больше и больше:

— Да, эфендим… Недавно я разослал по школам приказ:«Учителя и учительницы должны непременно заказывать себе визитные карточки.Обращения в инстанции без оных будут оставаться без внимания». Но разве ктопоймет тебя… — Тут заведующий неожиданно обернулся ко мне и сердито сказал: —Держу пари, что госпожа учительница тоже получила мой приказ. Но, несмотря наэто, она обращается ко мне все-таки без визитной карточки. И вот служительопять пропел свою старую песню: «Вы вызывали одну ханым, она пришла…» Какаяханым? Что за ханым? Мехмед-ага в желтых сапогах?..

Я остолбенела. Выходит, весь этот поток красноречия, весьэтот гнев были адресованы мне, и только потому, что я осмелилась войти безвизитной карточки.

— Я не получала от вас приказа, — сказала я.

— Это почему же? Где вы учительствуете?

— В селении Зейнилер. Вы приезжали к нам на прошлойнеделе… Это та самая школа, которую вы приказали закрыть.

Заведующий вскинул вверх одну бровь, подумал немного, затемсказал:

— Ах да, вспомнил… Так что вы сделали? Формальностиокончены?

— Все сделано, как вы приказали, эфендим. Я привезлабумаги, которые были затребованы.

— Хорошо, отдайте их старшему секретарю, пусть изучает…

Старший секретарь с засаленым воротом допрашивал меня битыхдва часа. Он несколько раз перечитывал одни и те же документы, спрашивал у менячто-то такое, чего я никак не могла понять, требовал расписки за мелкиерасходы, расписки в получении денег, счета, копии заявлений и так далее и томуподобное. Наконец он заявил, что считает недействительными протоколыдеревенского совета старейшин, которые я привезла с собой из Зейнилер.

Отвечая, я все время путалась, сбивалась. Старший секретарьпренебрежительно кривил губы, словно хотел сказать: «Разве это учительница!» Ончуть не заставил меня разреветься из-за неправильно наклеенной гербовой марки.Он придирался к каждой мелочи. Не помню, сколько лет тому назад какой-тоучительнице в Зейнилер дали двести пятьдесят курушей на ремонт школьной крыши.Так вот расписки в получении этих денег не оказалось.

Старший секретарь прямо-таки вскипел:

— Где же счет, подтверждающий затраты на ремонт? Гдерасписка? Не найдешь — пойдешь под суд!

— Бей-эфенди, — сказала я, — что вы говорите?Я ведь там и полгода не работаю…

Я чуть не плакала, но старший секретарь и знать ничего нехотел.

Наконец он воскликнул:

— Хватит, ханым-эфенди! Я не допущу такого безобразия.У меня нет времени, от ваших дел с ума можно сойти! — и, схватив бумаги,кинулся в кабинет заведующего.

В комнате сидели еще два секретаря. Один был в чалме, другой— молодой человек, у которого только начали пробиваться усики. Во время моейбеседы со старшим секретарем они, казалось, были всецело поглощены работой и необращали на нас никакого внимания.

Но не успел старший секретарь выйти из канцелярии, как обачиновника вскочили со своих мест, припали к двери кабинета заведующего и сталиподслушивать.

Впрочем, секретари старались напрасно: через две минуты РешитНазым разразился такой громовой бранью, что его можно было услышать не только всоседней комнате, но даже на улице.

Секретарь в чалме радостно похлопал молодого по спине исказал:

— Да наградит аллах нашего мюдюр-бея. Дай-ка жару этомурогоносцу! Пусть неверный проучит безбожника!

Заведующий выговаривал старшему секретарю:

— Надоел ты мне, милый, надоел! Что это за формализм?!Ты заплесневелый бюрократ. Женщина права. Ведь не может она родить тебе такуюстародавнюю расписку!.. Если ты ничего не соображаешь, — ступай отсюда.Иди, можешь убираться куда хочешь. Сам не уйдешь, я тебя уберу. Живо! Тотчаспиши заявление об отставке. Не напишешь — ты не мужчина!

Я чувствовала себя очень неловко.

— Послушайте, господа, — обратилась я кчиновникам, — кажется, я невольно стала причиной большой неприятности.Может, мне лучше уйти?.. А то разгневанный старший секретарь скажет мнечто-нибудь неприятное.

Секретарь в чалме готов был плясать от радости.

— Нет, сестричка, — сказал он, — не придавайэтому никакого значения. Так и надо рогоносцу! Наглый пес на шею сядет, есликто-нибудь еще более бессовестный изредка не будет воздавать ему по заслугам.Да наградит тебя аллах. После такой взбучки он успокаивается на несколько дней.И сам отдыхает, и мы тоже.

Заведующий за дверью умолк. Чиновники тотчас бросились посвоим местам. Секретарь в чалме громко зашептал:

— Хорошая поговорка: «Пусть неверный проучитбезбожника…»

В канцелярию вошел старший секретарь. У него заметнотряслись колени и борода. Не поворачивая головы, он краем глаза взглянул насвоих коллег. Те так смиренно и старательно работали, что бюрократ, получившийтолько что взбучку, успокоился и, бормоча себе под нос, сел на место. Но он ещедолго не мог оправиться, пыхтел, отдувался, наконец тихо заговорил:

— Пятьдесят лет рогоносцу, занимал такие посты, а вделах разумеет меньше нашего сторожа! Сам он завтра уберется отсюда к чертовойматери, а гром грянет на наши головы. Так и будет. Наскочит какой-нибудьревизор, глянет в наши бумаги и тут же скажет: «Ну и типы, ну и ослиные головы!Почему нет расписки на эти двести пятьдесят курушей? Как вы допустили такоебезобразие?» Он будет прав, если всех нас загонят на скамью подсудимых. Естьзакон о государственной казне. С ним шутки плохи. Клянусь аллахом, если даже мывсе околеем, эти деньги вычтут с наших внуков.

Секретари подняли головы от конторских книг и с почтительнымвидом слушали эти проникновенные слова.

Старший секретарь счел обстановку благоприятной и спросил:

— Слыхали, какую чепуху нес этот тип?

Секретарь в чалме сделал удивленное лицо:

— А что такое? Мы слышали какой-то голос… Но к вам лиэто относилось?

— Частично ко мне… Пустомеля!

— Не огорчайтесь. Что он понимает в делопроизводстве?Не будь вас, в этом учреждении в три дня все пошло бы прахом…

И это говорил секретарь в чалме, тот самый, который минутуназад, как ребенок, радовался, слушая, каким оскорблениям подвергается егостарший коллега! Господи, что за странные люди!

Но прогнозы секретаря в чалме оказались верными. Послеполученной взбучки старший секретарь заметно смягчился и успокоился. Он закурилсигару и, попыхивая во все стороны, сказал: