И вот, этот день настал. Проснулся я снова вместе с солнцем и с сожалением понял, что наступило ещё одно утро, грозящееся стать для меня последним. Чувство страха перед необходимостью действовать я тоже стал учиться заглушать, подобно голоду, хотя, в отличие от голода, с ним было посложнее. Чтобы ужас не сковывал тебя и не вводил в ступор, нужно всего-то не питать его, а питается ужас временем, которое ты даёшь себе на раздумья. Понять, где проходит грань между здоровым планированием и пустопорожними размышлениями для затягивания времени — задача нелёгкая, но жутко интересная. Жаль, что в прежней жизни я ни о чём таком не помышлял и не задумывался.

Открыв глаза, потянувшись и придя в себя, я, не давая самому себе и шанса самого же себя остановить и одёрнуть, повернул ключ в замке и завёл мотор. Мертвецы, всё так же стоявшие дальше по дороге и мерно раскачивавшиеся из стороны в сторону, не обратили на меня никакого внимания. Я включил передачу и стал плавно трогаться с места. Машина поехала. «Это я ей управляю!» — крутилась в моей голове дурацкая, но обычная для того, кто впервые сел за руль, мысль. Я чуть ускорился, стараясь, тем не менее, не выходить пока за рамки двадцати километров в час и стал двигаться навстречу поджидавшим меня на трассе заражённым.

Когда я приблизился к ним, они, наконец, подались в мою сторону. Я испугался и безотчётно стал увеличивать скорость, давя на педаль всё сильнее, и сильнее, и сильнее. У меня получилось вылавировать между двумя первыми мертвецами, но третьего, стоявшего прямо за ними, я стукнул бампером. Он чуть откачнулся в сторону, после чего стал медленно, как бы ленясь, озираться по сторонам, словно бы в попытках понять, что здесь происходит. Я машинально отпустил педаль газа и, что самое нелепое, на мгновение почувствовал себя виновником дорожно-транспортного происшествия и успел устрашиться своей дальнейшей участи. Выбросить из головы все шаблоны и паттерны поведения старого, цивилизованного мира, всё-таки, у нас получится ещё очень и очень нескоро.

В какой-то момент автомобиль совсем остановился. Я был слишком занят тем, что смотрел по сторонам, и совершенно забыл про ту самую первую дурацкую мысль: «Это я ей управляю!» Она едет не по волшебству и сама собой, а лишь тогда, когда я давлю на педаль. Мертвецы стали облеплять меня. Сначала подоспели те, кого я уже оставил позади. Потом те, что покачивались чуть в отдалении, словно бы услышали клич от своих собратьев и, обернувшись, кинулись ко мне. Неужели так всё и закончится? Ну уж нет. Я снова стал набирать скорость. Сначала я ехал тихонько, как бы крадучись и стараясь ненароком не задеть заражённых, простирающих ко мне свои гниющие руки и молотящих ими по стёклам и кузову автомобиля. Я выворачивал руль то туда, то сюда, стараясь нащупать хоть какую-нибудь дорожку, какой-то зазор, через который которой можно будет выехать из сжимающегося вокруг меня кольца смерти. Мертвецов становилось всё больше и больше. В салоне стало темнее от тел, облепивших тачку со всех сторон. И тогда у меня сорвало крышу. Я просто нажал на газ и, то ли во всю глотку крича, то ли только нашёптывая что-то себе под нос, стал их давить. Большинство из них не падали под колёса. Они чуть прокатывались по капоту, и редкие из них оставляли кровавые отпечатки на ветровом стекле. Белый автомобиль вскоре покраснел. Всё дело было в том, что у некоторых мертвецов на счету уже было по несколько задранных людей, и руки у них были по локоть в крови. Буквально. Часто кровь была запёкшаяся. Иногда кровь принадлежала им самим: сочилась из незаживающих ран или выжранных до кишок животов. Была здесь ещё и грязь, и нечто жёлтое и вязкое, и… Кто бы вы ни были, надеюсь, вы не читаете это за обедом. Тех, кого всё-таки затягивало под колёса, я нещадно давил. Кости хрустели, автомобиль чуть подбрасывало, как это обычно бывает на неровной просёлочной дороге, а затем труп выкатывался из-под заднего бампера. Чуть более потрёпанным, чем он был до этого. И я ехал дальше, пока, наконец, не миновал то скопление заражённых на трассе и не выехал на чистую дорогу.

Думал ли я в тот момент, что мертвец, которого я давлю своими колёсами — это чей-то отец, брат, сын или муж? Сейчас я не могу отделаться от этих мыслей. Все те хищные зомби, которых я убил или покалечил по пути сюда — возможно, они просто больны? Может, когда-нибудь появится — а может, и уже где-то есть — какое-то лекарство, которое вернёт сыновьям, братьям и сёстрам, отцам, матерям и жёнам всех тех, кого они так сильно любили, и кто лишь на время утратил человеческий облик, сражённый неизвестной болезнью? Для вас, читающих это спустя годы после вымирания, это звучит, наверное, как беспочвенные страдания юного неженки, слишком близко к сердцу воспринимающего все эти пустяковые вопросы жизни и смерти. Да и я сам, если пораскинуть мозгами и включить разум, понимаю, что никакого лекарства нет и не будет, и что телесные оболочки всех этих людей — лишь искусный камуфляж, под которым скрываются самые настоящие животные, если не сказать монстры. Но чувства… От них не отделаться. В моменты таких спонтанных воспалений совестливости и пустопорожнего самоедства я думаю о героях военных конфликтов, которых в нашем былом обществе было принято чествовать. Они убивали не оживших мертвецов. Они убивали — и точно знали, что убивают — живых людей, которых сами же сознательно расчеловечивали. И сентиментальность не застревала горьким комом в их горле, когда они садились писать свои мемуары. Относительно какого-нибудь божьего одуванчика, вегана, ни разу в жизни не обидевшего и мухи, я — та ещё мразь. Но относительно… Словом, многое в нашем мире всё ещё относительно. Жаль, что цивилизация наша так и не успела достучаться хоть до какого-нибудь абсолюта прежде, чем погибнуть.

Дальше до поры до времени дорога была гладкой. Редкие аварии, которые приходилось объезжать, иногда — заражённые, которые не успевали и среагировать на шум мотора моего автомобиля прежде, чем меня уже и след простыл. Ехал я аккуратно, но старался сильно не сбавлять скорость, чтобы ненароком не остановиться, засмотревшись по сторонам. А посмотреть там было на что. Знакомые улицы, исхоженные вдоль и поперёк ещё в детскую и подростковую пору, превратившиеся в нечто зловещее. Зияющие дыры,