Спасла ничего не ведающего Клеодема только случайность – немного отклонившись в сторону, слепой и глухой Хишам угодил в кострище, где под слоем пепла еще вовсю тлели угли.

Боль от ожогов он воспринял как упреждающий удар, и сразу же метнулся в сторону. Инстинкты предка действовали мгновенно и безотказно – еще не осознав до конца, какая такая беда случилась с ним, он сообразил, что задуманное злодейство не удалось и нужно спешно уносить ноги.

Особым свистом он подозвал заранее оседланного скакуна, на ощупь нашел стремя и рванул с места в карьер.

Стража, ожидавшая опасность извне, а отнюдь не изнутри лагеря, среагировала с запозданием – пустила вслед беглецу несколько стрел, чем и ограничилась. Впрочем, возгласы на аккадском языке, соответствующие нашему: «Ату его!» – звучали еще долго.

Хишам скакал, полагаясь главным образом на здравый смысл коня, и, несмотря на все мои старания, больше не дал потеснить свое сознание ни на йоту. Я контролировал зрение, слух и обоняние, он – все остальное. Более того – временами мой рассудок как-то странно туманился, словно после доброй рюмки. Наверное, предок инстинктивно пытался избавиться от злых чар, неизвестно кем наведенных на него.

Едва только рассвело, как Хишам остановил скакуна и попытался сориентироваться (солнца он видеть не мог, зато ощущал его тепло кожей).

Определив стороны света, он помчался на восток, желая опередить попутчиков, наверняка жаждавших праведной мести.

Как ни странно, но никто из разбойников, постоянно вившихся вокруг каравана, не заступил ему путь. То ли одиночные всадники не интересовали сухопутных пиратов, то ли рассветные часы они посвящали каким-то иным занятиям.

Умный конь вскоре отыскал торную дорогу и продолжал резво скакать навстречу восходящему солнцу, не прося у хозяина ни отдыха, ни пропитания.

Первую остановку Хишам позволил себе только ближе к полудню, когда на его пути попалась мелководная речка, чьи прибрежные травы могли насытить не только одного-единственного коня, но и целую отару овец. Даже не знаю, каким чутьем он отыскал столь удачное место – ведь журчание воды и запах трав были недоступны его восприятию в той же мере, что и зрительные образы.

Ослабив упряжь, Хишам отпустил коня пастись, а сам уставился в пространство и заговорил каким-то замогильным голосом:

– Раньше я не верил в россказни про демонов, вселяющихся в людей и подчиняющих их своей воле. Но это оказалось правдой. Только ты не на того напал, глупый демон. Я не боюсь ни людей, ни богов. Не устрашусь и тебя. Ты ослепил и оглушил меня но овладеть телом так и не сумел. Это у тебя никогда не получится, можешь быть уверен. Скоро я доберусь до моря, где найду колдунов, изгоняющих из людей нечистую силу. Ради этого я не пожалею золота. И тогда ты испытаешь то, что испытывает брошенная в огонь гадюка. Вот тогда я порадуюсь! Поэтому будет лучше, если мы договоримся сейчас. Можешь взять половину моих сокровищ, только верни то, что отнял. Если тебе угодно, можешь оставаться со мной. Обещаю беспрекословное послушание и долю в любой добыче. Но кое-какие уступки потребуются и от тебя. Научи меня летать по воздуху и становиться невидимым.

Как мне следовало реагировать на более чем сомнительное предложение? Отмолчаться? Или завести с предком хитроумную игру?

Первый вариант не обещал никаких перспектив – мои духовные ресурсы были на пределе. О завоевании новых позиций даже говорить не приходилось, тут хотя бы старые удержать. Второй, наоборот, выглядел многообещающим, зато и весьма рискованным. Получив обратно утраченные чувства, Хишам мог запросто добить меня, вытеснив из своего сознания, причем со значительным уроном.

Какой же вариант поведения избрать? Пока ясно только одно – верить этому подлецу нельзя. Но ведь я не замуж за него собираюсь. Общими усилиями ухайдакаем Минотавра и разбежимся. При определенной сноровке можно поладить даже с диким зверем. Пример тому – цирковые дрессировщики. Главное – постоянно демонстрировать свое превосходство, пусть и мнимое, да не терять бдительности. А шрамы (даже душевные) потом заживут.

Все пожелания Хишама я, конечно, выполнять не собираюсь, много он хочет, но некоторый компромисс возможен.

Связываться с предком напрямую, через структуры мозга, не хотелось, и я овладел речевым аппаратом, который он уступил мне без всякого сопротивления. Не знаю, способен ли глухой слышать собственную речь, а потому я вернул Хишаму слух; правда, только на одно ухо.

Затем я заговорил тем же самым замогильным голосом, который предок использовал для общения с потусторонними силами.

– Человек, ты смешон и жалок, – вещал я, завывая, как осенний ветер в трубе. – Кому ты угрожаешь? Я бессмертное создание, и понять мою природу тебе не дано. Не обольщайся своими возможностями. Я могу погубить тебя в любой момент, но это пока не входит в мои планы. Впрочем, в твоих речах есть некоторый резон. Особенно в обещании беспрекословного подчинения. Это меня устраивает. В знак благодарности я возвращаю тебе половину слуха. Будь доволен и этим. Зрение твое останется в моем распоряжении. Ты не прогадал бы, доверив мне все тело. Я опытный воин и знаю толк в боевых искусствах. О полетах по воздуху и о невидимости даже не мечтай. Знаю, для чего это нужно тебе. Но я демон добра, а не зла. Отныне ты не посмеешь приносить вред безвинным людям. Мы будем защищать добро и справедливость. Я помогу тебе переправиться через море, научу многим полезным вещам, сделаю богатым и знаменитым. Взамен ты будешь искоренять зло, на которое я тебе укажу.

– Пока ты не вернешь мне зрение, ни о каком союзе не может быть и речи, – отрезал Хишам.

– Ты не в том положении, чтобы диктовать условия. Я ведь могу вселиться в этого благородного скакуна и умчаться прочь, а ты останешься здесь один, слепой и глухой. Если тебя не растерзают хищные звери, то подберет караван, идущий следом. Купец Клеодем очень обрадуется встрече с тобой.

Прежде Хишам вел себя не то что самоуверенно, а даже дерзко, но упоминание о брате зарезанного Диномаха почему-то подкосило его. Наверное, он решил, что с демоном, вникающим в такие подробности, тягаться трудно. С этой минуты его былая заносчивость пошла на убыль, хотя душонка осталась корыстолюбивой, лживой и жестокой.

Этот странный торг длился еще долго, но в конце концов мы сошлись на следующих условиях. Хишаму возвращается левый глаз, а я взамен получаю контроль над правой рукой. Решения, не требующие спешки, мы принимаем сообща. В случае внезапной опасности инициативу берет на себя тот, кто первым эту опасность обнаружит.

Вдобавок я хотел отспорить для себя еще и одну из ног, но вовремя одумался – где это видано, чтобы ногами человека распоряжались разные личности. К примеру, может сложиться такая ситуация, когда Хишам бросится вперед, а я поспешу назад. Так ведь и пополам разорваться недолго.

Спустя неделю, поменяв в пути нескольких лошадей, мы пересекли Сирийскую степь и достигли гавани Сидона, откуда можно было доплыть куда угодно, хоть до Геркулесовых столпов которые заносчивые финикийцы называли по-своему – Мелькартовыми.