вышел, на ходу перекидываясь в пухленькую — в некоторых местах — блондинку. Надо будет Лайма научить перекидываться, теперь и он это может. Разнообразим личную жизнь! Интересно, как он и Лиса будут выглядеть? Зависит-то второй облик не от желания, а от внутренней сути. А с Лисой обязательно надо поговорить. Она ещё не осознала, что с ней произошло, и что ещё предстоит. Сейчас все её чисто человеческие моральные и нравственные устои затрещат по швам и рухнут: возможность менять произвольно облик и пол, магия — слишком много всего сразу. И они рухнут, потому что физиологически она уже не человек. А вот психика всё ещё человеческая. Одно дело — жить с вампиром и за счёт этого думать, что тебя уже ничем не удивишь, что у тебя широкие взгляды. Ха! Три раза «Ха»! Испытать на себе — это другое. Совсем. Это свобода, полная. И невооружённым глазом видно, что Лиса к ней не готова. Полную свободу может с радостью встретить только полностью взрослое существо. Потому что понимать свободу, как детскую мечту делать всё, что придёт в голову, это, как раз, не свобода, а зависимость — от собственных капризов. И смелый демарш против общественных стереотипов свободой не является, впрочем, как и следование им. В сущности, эти направления одинаковы, потому что сами создают стереотипы, а свобода и стереотип несовместимы. Один древний человеческий мудрец сказал: «Свобода — это осознанная необходимость». Прекрасно сказал, но, будучи всего лишь человеком, не смог сделать следующий логический шаг.

Лиса тоже очень человек, да ещё и женщина. Нелегко ей придётся. Потому что для человеческого разума полная свобода — это страшно. Очень, нечеловечески страшно. Даже Дону было не по себе, когда он впервые испытал это на себе. Потому что для начала это полностью осознанное и принятое одиночество. Сколько бы глаз ни смотрело на тебя с любовью и участием, сколько бы рук ни протянули тебе в помощь — с чудовищами души твоей ты можешь справиться только сам, и умирать ты будешь сам, и смерть твою разделить с тобой никто в Мире не в состоянии. Одинокими мы приходим на ниву, одинокими и покидаем её, и промежуток, называемый жизнью, проводим точно так же, что бы мы там себе ни выдумали, какими бы иллюзиями ни тешились. «Лишь обмолочены будучи, смешают колосья зёрна свои». Это надо понять до конца, прочувствовать, насколько ты внутри себя один. Даже рядом с приятным тебе существом, даже среди друзей — один. Если, конечно, не болен шизофренией. Только осознав эту весьма неудобную истину, получаешь возможность — всего лишь возможность — ощутить радость свободы. Или погибнуть, если тяжесть Мира непомерно велика для тебя, потому что полная свобода — это и полная ответственность! Вот ты, а вот Мир. Делай с ним, что хочешь, насколько можешь. И за всё, что сделал, будь готов отвечать. Не перед всеми, как с наивной гордостью говорил о себе тот райн староста из дикой деревни — перед собой. Сам себе ты отныне судья и палач, такова цена свободы. А если судить и карать себя ты будешь слишком мягко, за дело примутся окружающие, тут твоя свобода и кончится. Дон всё это очень вовремя понял. До того, как о реальных его способностях, нечаянно приданных ему Льёй при поднятии, стало кому-нибудь известно. И пользовался ими только в исключительных случаях — помочь друзьям в бою, уберечь… А Лайма в результате не уберёг. Может, пользуйся он ими чаще, приобрети лучший навык — и не было бы у него стольких лет одиночества. Но он вампир, для него одиночество было досадно, но не критично. А люди, в большинстве своём, боятся одиночества и ищут тех, кому нужны они, и выбирают тех, кто, якобы, непременно нужен им, и утешаются этой иллюзией близости, и Лиса отнюдь не исключение. Ей ещё предстоит понять, что даже ментальный контакт со Зверем — прекраснейшая, но всего лишь иллюзия общности. А отринуть свои иллюзии можно только самому и добровольно, к этому нельзя принуждать. Потому что некоторым их иллюзии жизнь не украшают, а заменяют, и насильное лишение приводит такую личность не к свободе, а к разрушению. Вот именно. Вот и не будем разрушать Лайму его драгоценную иллюзию. Тук-тук! Лайм? Проснись, развалина старая! Мне уйти? Вот то-то же!

Пробуждение Лайма было ужасным. Уложили его вчера в бывшей спальне Лисы. Ри пришлось что-то такое наколдовать с кроватью, чтобы сделать длиннее, иначе Лайм не помещался.

Все мышцы скулили и вопили, каждая на свой лад. Это называется — вспомним молодость! Так бывало когда-то после тренировок, когда он ещё только учился на мечника — и вот, пожалуйста, опять! И единственный способ избавиться от боли — продолжить тренировки, это он помнил. Магия, конечно, помогает изрядно, поэтому он и не плачет от боли при каждом движении, но полностью снять боль не может даже магия. Да ещё и Дон ночью… Лицо против воли расплылось в шкодную улыбку. Так, для начала надо встать. Тапки какие-нибудь… не-е, лучше босиком. Ноги и так заплетаются, а в тапках и вообще навернуться пара пустяков.

Вернувшись в комнату, растянулся на постели со стоном облегчения. Вот он, кайф всей жизни — горизонталь. Дожил, блин! До туалета по стеночке — позорище! Всё болит, впору Рогана этого просить портал в задницу, как кормлецу, вставить! Кстати, о заднице — жрать хочется! Вспомнил запах вчерашних котлет и чуть слюной не захлебнулся. Да не вспомнил, тут и сейчас ими пахнет! Он завертел головой — и понял, откуда взялись мысли о котлетах. На тумбочке за изголовьем стояли два тазика — иначе не скажешь, в одном котлеты, в другом варёная картошка, политая маслом и посыпанная укропом и ещё какой-то травой, рядом чайник и чашка. Лайм даже заурчал. Опять вставать? А вот фигушки! Подтянул скулящие ноги, перевесился через изголовье и стал набивать живот. Мышцы шеи и челюсти тоже ныли, но голод заставил проигнорировать их страдания, тем более, что всё было мягкое и жевалось легко. Пить компот из носика оказалось очень удобно, пока крышка не свалилась и не стукнула по лбу. Подхватить её Лайм не успел. Кто бы мог подумать, что одна маленькая крышка может наделать столько шуму!

На этот стук и бряк Лиса и пришла, притащила новый чайник с компотом. Тихая какая-то, вся в себе.

— Привет. Ну, как ты? Наелся? — она подняла крышку, составила вместе пустые тазики, в них пустой чайник. Получилось