– А мое платье какое-то особенное? – насторожилась Влада, но Роксана Елисеевна ткнула пальцем в ее сторону.

– И прыщ на лбу они никогда бы себе не позволили в день бала, это уже верх всего, милочка!!

– Извините еще раз, – не получив ответа про платье, растерялась Влада.

Пытка красотой не прекращалась, особенно запомнилась помывка головы, при которой Владу чуть не утопили в мраморном бассейне. Голову мыли чем-то особенным, что внесли в ванную комнату на подносе в изящном флакончике со сверкающей камнями крышечкой.

– Растертый сиреневый жемчуг, извлеченный из желудка морского водяного, – сообщили ее мучительницы. – Придает волосам особенный блеск.

«Лучше бы не говорили, что мне моют голову тем, чем стошнило водяного» – Влада наглоталась воды, и в горле теперь саднило, но пытка того стоила: волосы заблестели как шелк и легли очень ровно и прямо, раскинувшись по спине.

В тело втирали крем, состав которого Влада не рискнула уточнять. Он пах одновременно морем, пудрой и чем- то вроде надкушенного граната. И если Влада наивно думала, что полировка и маникюр ногтей дело не такое уж долгое, то через три часа поняла, что жестоко ошиблась.

Руки онемели и затекли, а стая кикимор все терзала ее пальцы пилочками для ногтей, вокруг был крем, баночки, скляночки и окрики Роксаны Елисеевны. Потом Влада позорно приняла за бальное платье одетое на нее черное нижнее белье, восхитившись кружевами до колен, и кикиморы долго давились смехом, переглядываясь друг с дружкой.

В три часа дня Влада вдруг так захотела, чтобы хоть что-то сейчас вмешалось в эту церемонию пыток, что даже обрадовалась, услышав, то где-то вдалеке зашумели голоса и раздался громкий стук – будто кто-то колотил ногой в двери дома.

– Прошу покорнейше прощения, – ворвался в комнату встревоженный лакей. – Там внизу явился неизвестный домовой и смеет утверждать, что он входит в свиту невесты наследника! Шумит и ломится в дверь! Что прикажете делать?

Кикиморы замерли, подняв глаза на Владу – и она с облегчением поняла, что это вопрос решать исключительно ей.

– Впустите, – подумав, согласилась Влада, обнаружив, что радуется возвращению негодяя Ливченко. Ожидание бала и все это кикиморское сумасшествие настолько действовало на нервы, что наглая домовая рожа вдруг оказалась очень кстати.

– Я, между прочим, состою в свите невесты Темнейшего и неприкосновенен! – донеслось с лестницы. – За оторванный рукав ты мне заплатишь, козлина, понял?!

Диня ввалился в комнату, разъяренный и злой, волоча за собой огромный чемодан.

– Ты бы колесики к нему приделал уже, – нервно рассмеялась Влада. – А то таскать туда-сюда скоро надорвешься…

– Во-первых, здорово, Огнева, – огрызнулся домовой, огрев злобным взглядом лакеев, которые вбежали за ним следом и теперь топтались на месте, ожидая приказа выдворить гостя прочь. – Че зырите, клешни оторву, зенки сами выкатятся, чмо!

– Угомонись! – прикрикнула на него Влада. – Чего приперся?

– Что значит – «чего»?! – Диня возмущенно вытаращился на Владу. – Ты собиралась на бал без меня пойти? Ты знаешь назубок политес апофигея бала?!

– Я решила других домовых вместо тебя с собой взять, – Влада была рада сорвать на ком-то свое раздражение, уверенная, что домовой все равно уже никуда не денется.

– То есть ты собираешься переться на бал с чужими домовыми, вот с этими?! – Диня невежливо ткнул пальцем в лакеев. – С ума сошла! Да лучше возьми на бал с собой что-то из мебели! Ты же потеряешься! Ты не знаешь с кем поздороваться, куда пойти, тебе же советник нужен!

– Молодой человек, вы мешаете, – Роксана Елисеевна двинулась в сторону Дини, нехорошо поигрывая расческой. – Но если вы действительно состоите в свите невесты Темнейшего, тогда другое дело… тогда нам добавится работы… Вы идете на бал?

– Чегой-то за допросы такие? – Диня попятился от кикиморы, с опаской поглядывая по сторонам. – Ну да, иду на бал, как без меня-то?

Вопросительные взоры кикимор снова ждали только согласия Влады, и та с огромным удовольствием кивнула головой.

– Это мой домовой, из моей свиты, и он идет на бал, – обратилась она к лакеям, которые не сводили с нее глаз, ожидая приказа вывести скандалиста вон.

Визг Дини Ливченко, который попался в руки кикимор, полетел по этажам дома. Вырваться из лап сразу десятка когтистых девиц не слишком сильному физически домовому было невозможно.

– Пустите! Ай!! Укушу… Голову не трогай! Отпусти меня, коза проклятая!! – вопил, лягаясь домовой, когда с него стаскивали старую куртку и грязные кроссовки.

Влада, глядя, как над ее ногтями колдуют уже на финальной стадии – покрывают их тончайшими узорами поверх лака, – с улыбкой слушала проклятия Ливченко. Кикиморы отрывались на полную катушку, и из-под дверей ванной летели клочья сухих макарон.

Если это и была месть за побеги домового, то очень утонченная и своевременная.

– Не смей меня расчесывать, я в жизни этого не делал, – завывал Диня. – А-а-а-о-о-у-у-у-у… у меня же неприкосновенность….

– Тайным миром правит Темнейший, невеста наследника выбирает свиту, а вот как выглядит свита, которая будет на балу, решаю я. Это и есть политес апофигея, родной ты мой, – голосом садистки пела Роксана Елисеевна. – Девочки, где у нас парадная форма одежды домовых, допущенных к балу? Надо примерить и подогнать, этот мелкий уж очень…

– Сверток номер тридцать восемь, мам, – отрапортовала Дрина, кидаясь шуршать бумагой.

Пытали домового ничуть не меньше, чем Владу: зато, когда его отмыли от многолетней грязи, он оказался значительно симпатичнее предыдущего Ливченко, хотя чуть не повредился рассудком. Первое, что он сделал, как только ему разрешили взять в руки свой телефон, – принялся звонить. Но не дяде, не в Темный Департамент жаловаться, и даже не в службу спасения…

– Ац, братан! – бодрым голосом прокрякал домовой в телефон, пытаясь лягнуть Юлиану, которая рвалась почистить ему уши ватными палочками. – Тут Владка тебя зовет, ты же в свите, так что беги сюда. Большая Морская, дом со шпилем на крыше… приходи-и-и… – рванулся и проскулил домовой в уже отобранный у него Роксаной Елисеевной телефон.

– Подгонка платья! – приказала мать Дрины около пяти часов дня. Девчонки внесли в гостиную и развернули самый огромный сверток тончайшей серебристой бумаги, держа его, как драгоценность, и Влада увидела, в чем пойдет на бал.

Однажды на ней уже было красивое платье – когда- то на празднике в Носфероне. То платье было подарено дедом и Марой, и Влада, хотя платье и было безнадежно испорчено в середине бала, до сих пор его помнила и считала самым красивым из всех возможных.

Но сегодняшнее платье было чем-то нереальным. Не тяжелое, а воздушное, будто сотканное из тумана, который крался по ночному лесу и был пойман в сети, чтобы сейчас струиться по рукам, обтягивать талию и падать к ногам роскошными волнами. Какого оно было цвета? В нем были сотни, тысячи оттенков, играли все грани черного и бордового. Стоило потрогать ткань рукой – и оно вспыхивало огоньками, будто тлело углями в глубине складок.