- Ничего, - заявил он и выглядел почти спокойно, если не считать того, что грудь у него ходила ходуном. – Просто показал вам, что бывает, когда некоторые настырные барышни ведут себя, как… как… - он запнулся и вместо слов криво усмехнулся углом рта.

- Просто невероятно! - сказала я, продвигаясь к креслу и не сводя глаз с Огреста. - Это ещё и я во всём виновата?

- Забирайте уже ключ, - сказал он раздражённо, - и уматывайте отсюда. А если я ещё раз увижу вас в этой комнате, буду знать, что вы хотите всё и до конца.

- До какого конца? – спросила я, на ощупь находя ключ, который завалился в обивку.

- До того самого, - отрезал Огрест. – Ещё раз заявитесь ко мне – и я не стану останавливаться.

Я нашарила ключ и бегом рванула к двери.

Руки у меня дрожали, и я не сразу попала в замочную скважину, но Огрест не нападал на меня, продолжая стоять на прежнем месте.

Вылетев из спальни, я помчалась к себе в комнату, хотя меня никто не догонял. Позади хлопнула дверь – закрывая её, маркграф постарался от души. Я подавила желание точно так же хлопнуть своей дверью, но осторожность взяла своё, и я юркнула в комнату тихо, как мышка, опасаясь, что сейчас из какого-нибудь тёмного угла вылезет госпожа Броссар, решившая пошпионить за хозяином.

Заперевшись изнутри, я прислонилась лбом к двери, пытаясь успокоить бешеный стук сердца. Собрать вещи и завтра же съехать… Хоть куда… Хоть к Дайане…

Но вместо планов завтрашнего побега передо мной промелькнуло лицо маркграфа. Как смешно, что он закрывает глаза во время поцелуя… Так целовался мальчишка из булочной, с которым я встречалась в шестнадцать лет в королевском парке.

Тут меня будто молнией ударило – я вздрогнула и выпрямилась, уставившись в дверь невидящим взглядом. Небеса святые, как я сразу не догадалась!.. Вот в чём была странность, которую я сразу не распознала…

Милорд Огрест совсем не умеет целоваться. Более неуклюжего поцелуя я в жизни не встречала.

Как во сне я прошла к кровати и взяла со столика волшебную книгу.

- Ну и в историю ты меня втравила, бабушка, - сказала я с упрёком, перелистывая страницы. – Нет, я не против, что нашему Огру надо немного взбодриться, но не до такой же степени! Перебор, дорогая. Совершенный перебор. Выговор тебе. С изгнанием в чемодан на неделю, - и я сразу привела угрозу в исполнение, отправив книгу в чемодан, на самое дно.

А сама разделась, роняя рубашку и жилетку на пол, и легла в постель, мечтая поскорее заснуть. Только вместо сна мне всё время виделся милорд Огрест. Какая всё-таки жалость, что госпожа Броссар заявилась как раз в такой момент…

Проснувшись, я не сразу выскочила из постели, а продолжала лежать, свернувшись калачиком и подсунув ладони под щёку. Так я привыкла спать в пансионе – там было не слишком тепло, и спали мы под тонкими шерстяными пледами. Считалось, что разумное закаливание благотворно влияет на красоту и здоровье девочек. В замке Огра было гораздо теплее – даже этими зимними днями. Да и одеяло было мягким, пуховым. Одно удовольствие завернутся в него, когда за окном завывает ветер.

Вчера легко было решить – переезжаю! А сегодня я поняла, что никуда не хочу уезжать, и ищу причину, по которой могла бы остаться.

Но время шло. Настольные часы отсчитывали минуту за минутой, и ничего не происходило. Совсем ничего.

Пришлось вылезать из-под одеяла, умываться и причёсываться, надевать белоснежную рубашку и чёрную бархатную жилетку. Глядя на себя в зеркало, я невольно прикоснулась к губам. Вчера их целовал милорд Огрест. Да с каким пылом… Будь на моём месте настоящая Кэт Ботэ, милорд бежал бы уже в церковь, подавать записку об оглашении помолвки, а потом и о венчании.

Но Кэт Ботэ не существовало на этом свете, а существовала Кэт, дочь мельника, которая и думать не могла, чтобы затеять интрижку с маркизом – где уж там помолвка или того больше.

Что ж, тем хуже. Или – тем лучше. Ведь я уже решила, что у меня свой путь, с которого я не сверну.

Припудрив нос, я решительно вышла из комнаты, и тут же столкнулась с милордом.

Он шёл по коридору крадучись, явно собираясь проскользнуть мимо моей спальни и сбежать (и точно не в церковь).

Застигнутый на месте, милорд так и застыл. И покраснел, разумеется. Как вишенка.

- Доброе утро, месье, - сказала я холодно. – Не хотите извиниться за вчерашнее?

Я хитрила, конечно. Если бы Огрест начал сейчас извиняться, то мне оставалось бы только построжиться, повозмущаться и… сменить гнев на милость. И остаться, конечно же.

Но милорд молчал, и молчал очень уж долго, а потом глухо сказал, глядя в пол:

- Не собираюсь извиняться. А если вам что-то не нравится, барышня, то вас… - он не договорил, но о смысле можно было догадаться.

«Вас никто не держит».

Но разве такие слова говорят, изучая трещины в каменном полу?

- Ну-ка, посмотрите на меня, - велела я, и Огрест словно бы против воли медленно поднял на меня глаза. – Вы так хотите, чтобы я ушла? – спросила я уже мягче.

Потому что невозможно было изображать учительницу-сухаря, когда перед тобой стоит красивый мужчина, целый маркиз, краснеет и бледнеет, и глаза у него горят, как звёзды. И когда он смотрит, словно желает затащить тебя в свою душу. Ну, или хотя бы в свою комнату. Чтобы закончить то, что так неожиданно началось вчера.

Боюсь, в тот момент мои принципы и цели дали такую же хорошую трещину, как столетний пол в замке Огрестов. Если бы в этот момент я услышала признание в любви, то, наверное, точно бы не устояла.

Но услышала я совсем другое.

- Да, - выдохнул милорд Огрест, не отрывая от меня жадного взгляда. – Хочу, чтобы вы ушли. Уехали, - он подумал и страстно добавил: - Исчезли!

Внизу хлопнула дверь – по-моему, кухонная, и Огрест сорвался с места, как зимний ветер. Сорвался – и исчез сам, хотя только что желал этого мне. Он сбежал по лестнице, на ходу натягивая шапку, и только колыхнулась пола мехового плаща.

Потом хлопнула входная дверь, и я осталась стоять в коридоре одна, неприятно удивлённая тем, что услышала.

- Он хочет, чтобы я ушла, - проворчала я, в конце концов. – А глазки-то говорят другое! Врунишка.

Но стоять столбом не было смысла, и я отправилась в столовую. Лоис уже накрыла на стол и как раз принесла ароматнейшие гренки – маленькие, на один укус, золотистые, с крупинками молотого чёрного перца и кристалликами морской соли. Одно наслаждение намазать такую гренку паштетом и съесть, запивая крепким чёрным чаем. И сливок, пожалуйста, в чай. Сливок и побольше!

Лоис не поднимала глаз, но в её поведении я сразу угадала определённую скованность. Добрая женщина не знала, как вести себя со мной. Интересно, кто я в её глазах – непроходимая грешница или очередная жертва маркиза Людоеда?