– Что Климович?

Впрочем, тот уже подскочил с докладом:

– Все в порядке, государь. Бомба кустарная, не взорвалась. Бомбиста взяли. Это какой-то безумец. Выкрикивает какую-то религиозную ересь…

– Я хочу его видеть.

Удивленно оборачиваюсь к Маше.

– Разумно ли это?

Но та упрямо повторила:

– Я хочу его видеть.

Рассудив, что в оцепленной зоне вокруг нашего автомобиля не более опасно, чем в любом другом месте, я кивнул и, сев на коней, мы вернулись к месту событий.

Глаза задержанного горели фанатичным огнем, когда он с ненавистью смотрел то на меня, то на Машу, то почему-то на наших коней. Вокруг притихла толпа, которая через головы и плечи охраны пыталась следить за происходящим.

Маша с демонстративным спокойствием спросила, глядя вниз:

– Зачем ты хотел убить нас?

Взгляд того полыхнул злобой, и он завопил с надрывом:

– Шестой ангел вылил чашу свою в великую реку Евфрат: и высохла в ней вода, чтобы готов был путь царям от восхода солнечного… И я увидел жену, сидящую на звере багряном… И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом…

Я покосился на коня рыжей масти, на котором восседала Маша, на одеяние ее и присвистнул про себя. Вот так да…

Заметив замешательство в глазах Маши, приказываю:

– Взять под стражу безумного террориста! Из-за него чуть не погибли десятки людей на площади!

Но тот продолжал орать, даже когда его поволокли к автомобилю:

– Горе, горе тебе, великий город! Рим – блудница вавилонская, вновь возрождается! Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть!

Из воспоминаний генерала Джона Першинга

«Мой опыт в Мировой войне». Вашингтон, 1931[85]

Наши войска прибыли во Францию в самые трудные дни. Париж лежал в руинах, немцы стояли у стен Абвиля и Руана. Наш президент дал себя уговорить и направил наших ребят в самое парижское пекло побатальонно под русское командование. Англичане и французы тоже пытались растащить мою бригаду, но, получив решительный отказ, нашли, как иначе поставить нас в трудное положение.

Тем утром я был зол. Френч и Хэйг[86] отказались помочь моим ребятам под Гавром. Наши парни держали с французскими добровольцами фронт, а англичане эвакуировались «с пятачка»! Ребята Райта[87] ещё месяц должны были быть в тренировочных лагерях, когда немцы рассекли союзничков у Руана. Необстрелянным американским героям пришлось принять бой с прославленными прусскими ветеранами вместе с ополчением Гавра и остатками французских частей. В окопах плечом к плечу стояли и фермеры Айовы, и ковбои Техаса, и грузчики, моряки, и даже прачки и проститутки Гавра! Они дрались за свою родину и честь! И мы не могли быть хуже, чем они!

Пока осторожные генералы-роялисты берегли свои войска мне пришлось взять мой последний резерв и с 6-м полком морской пехоты полковника Кэтлина срочно отправиться в Гавр. Английский королевский флот и авиация закрывали нас от германской авиации и держали немцев на расстоянии корабельного выстрела от Гавра. Но черт возьми, если бы я до отправки не настоял о моторизации и усиленном оснащении пулеметами нашей дивизии, немцы бы уже давно били по англичанам с набережных Гавра!

Сначала я думал попытаться искать поддержки у Лиотэ или у правящей Францией Орлеанской вдовы, но маршал срочно отбыл под Париж, южнее которого немцы нанесли очередной удар. А венценосная матрона укатила с сыном в Рим на коронацию нового Римского императора. Пока американские и французские республиканцы умирали на фронтах, титулованные особы измождали себя процессиями и танцами устроенного очередным «императором» фестиваля… Только что отгремели фанфары в Константинополе, после которых итальянскому королю захотелось быть не хуже зятя – ромейского и российского императора. Но Михаил Романов хоть по праву собственных громких военных побед мог именоваться императором, а какие к тому времени успехи были у «римского императора»?

Мне уже было муторно от этой английской чопорности и французской галантности. Вместо того что бы делать своё дело, генералы и маршалы расшаркивались перед друг другом и своими монархами. Ответственности не хотел брать никто. Потому я и повел ребят к Райту.

Наши силы были уже истощены, и наша помощь пришла вовремя. Морпехи позволили отпустить из окопов легкораненых, а наши гранатометы и пулеметы заставили немцев воздерживаться далее от атак.

Я думал о наших парнях в Париже. Знал, что туда попали и наши морпехи, и мои бойцы, обстрелянные в Мексике. Знал, что они там воюют вместе и наравне с русскими, которые были до этого единственными достойными соперниками немцев в Великой войне. Я знал, что они выстоят. Но удар у Мелена, на который немцы как-то наскребли резервы, мог оголить их тыл, и я не был уверен, что нам не придется срочно дебаркироваться из Гавра в Шербур, или сразу за Канал. Ситуацию во Франции могло спасти только чудо, и оно случилось. Весть о нем я встретил в окопах среди своих парней.

Италия. Рим. 24 сентября (7 октября) 1917 года

– Это то покушение, которого вы ждали?

Генерал Ходнев покачал головой.

– Никак нет, государь. Это какой-то опасный безумец-одиночка, а там действует организованная группа.

– Тогда меняйте маршрут и движемся не останавливаясь.

– Предлагаю поменять машины. Ваша весьма приметная.

– Меняйте. Хватит на сегодня приключений.

Италия. Рим. Квиринальский дворец. 24 сентября (7 октября) 1917 года

Тесть встречал нас на пороге дворца с весьма обеспокоенным видом. Сведя протокол к обязательному минимуму, мы вошли внутрь.