– Для тебя – возможно, – согласилась Ставра.

– Где Тарро? – спросил Лексос, заглядывая ей за плечо. В туфлях на каблуках подруга была на пару дюймов выше него. – На платформе?

– Я его не вижу. Может, решил отоспаться и пропустить этот цирк.

Ставра и Лексос обогнули отца с дочкой, которая сидела у него на плечах, и направились к колоннаде. Здесь было не так людно. Юноша двинулся к платформе, где обустроили погребальный костер, вокруг которого уже сгрудились дети Тарро, но Ставра схватила его за локоть.

– Не стоит, – заметила она. – Лучше держаться поодаль, когда начнется церемония.

– Но тут просто сжигают труп. Думаю, я вполне могу выдержать подобное зрелище.

– Да, но будет жарковато, – нетерпеливо объяснила Ставра.

– Ясно…

– К тому же его еще будут есть.

Лексос поперхнулся собственной слюной.

– Что, прости?

Ставра покачала головой и ухмыльнулась.

– О, с тобой всегда приятно вести беседу, Александрос.

Подруга перешла на меркерский, и юноша запоздало сообразил, что все это время они говорили на тизакском.

– Вроде бы твоя сестра хорошо проводит время с новым супругом.

– Я ничего такого не слышал, – ответил Лексос на меркерском.

– Жаль. А мне хотелось надеяться, что ей удалось найти хоть какое-то удовольствие в холодной стране. Странный она сделала выбор, верно? – добавила Ставра, искоса взглянув на Лексоса. – Куда приятнее было бы провести зиму в теплых краях.

Например, в Рокере. Лексос прикусил язык. Ставра не знала о Схорице того же, что и он, поэтому было неразумно раскрывать слишком многое.

– Возможно, в следующий раз ты дашь ей совет, – иронично парировал Лексос. – Кстати, о советах, – добавил он, отводя подругу подальше от зевак. – Почему ты пыталась мне помочь?

– В смысле? – наивно проворковала Ставра, но было видно: девушка кое-что скрывает.

Так или иначе, а свои и чужие секреты она хранить умела. Ставра никогда не лгала, но отлично умела утаивать правду.

– Помнишь наш разговор в Агиоконе? Какая тебе выгода в том, чтобы мой отец удержался в качестве стратагиози?

– Неужели наша беседа была настолько чудесной, что ты желаешь ее повторить? – съязвила Ставра. – Но я уже тебе объяснила.

– Извини, я вовсе не хотел тебя разозлить или обидеть, – торопливо заверил ее Лексос. – Ты ведь понимаешь, как много для меня значишь.

– Не уверена, – ответила Ставра, но в ее взгляде теперь не было злобы, и она продолжала тихо и размеренно: – Я помогаю не твоему отцу, а тебе.

– Но…

– Если такого объяснения недостаточно, лучше съезжай от отца, пока можешь, – Ставра оглянулась через плечо и шагнула в сторону собравшихся.

– Я пойду к платформе. Хорошо, если на одежду попадет пепел от костра. Таковы традиции. Однако тебе, – уточнила она, махнув на черный костюм, – лучше остаться здесь.

– Я тебя рассердил?

– Нет, скорее, расстроил. Но и ты не первый.

Она растворилась в толпе, и Лексос потерял Ставру из вида. Однако через минуту девушка появилась на платформе и выпрямилась во весь рост. Дети Тарро громко смеялись, а Ставра стояла перед незажженным костром и молчала.

Ставра сильно отличалась от отпрысков стратагиози, каждую ночь она «награждала» простых смертных, добавляя на их лица новые морщины, и для нее гибель Джино была не шуткой.

Если правило хорошего тона заключается в том, что пепел должен попасть на одежду, с черным костюмом и впрямь лучше держаться ближе к толпе, чем к костру. Лексос занял удобную позицию, чтобы ему открывался отличный вид на платформу, а Тарро – на сына Васы.

Церемония началась с прихода стратагиози. Резко загудели трубы, играя незамысловатую и печальную мелодию. Толпа растеклась в стороны, к колоннам, пропуская Тарро. Он был одет в красный фрак с такими длинными полами, что их поддерживали сразу три слуги. Одна гостья шепнула подруге, что Тарро добавлял по футу ткани за каждого убитого ребенка, но Лексосу слабо верилось в сплетню – тогда шлейф мог достигнуть моря.

Тарро вальяжно продвигался по залу, словно вышел на послеобеденную прогулку. Он бодро махал собравшимся и улыбался, слушая восторженные крики. Лексос, который ожидал, что Тарро будет шагать к платформе неторопливо и торжественно, не удивился бы, если бы тот подхватил на руки какого-нибудь младенца и расцеловал в обе щеки.

К тому моменту, как стратагиози приблизился к костру, Лексос обнаружил, что там уже лежит Джино. Труп принесли совершенно незаметно, пока все были отвлечены на Тарро.

По тизакским традициям отец покойного развернулся бы к присутствующим, произнес речь о том, каким чудесным юношей был Джино и в какого мужчину он мог бы вырасти, как сильно его любили и что осталось после него. Однако Тарро задержался на ступенях платформы и принялся ждать.

Время шло, а он все чего-то ждал.

Ставра выглядела совершенно спокойной, значит, все было в порядке. Может, Тарро запыхался в тяжелом фраке?

Среди детей Домина кто-то пошевелился, но движение резко оборвалось, и в натянутой тишине раздался дикий вопль, а потом – глухой стук тела, упавшего на платформу. Один из зрителей толкнул соседа, радостно тыча пальцем в сцену убийства. Кем бы ни был новый преемник Тарро, он только что передал титул кому-то еще.

Из толпы детей вышла девушка в кружевном алом платье. Темные волосы убраны в пучок, но одна завитая прядь элегантно ниспадала на щеку. Смуглая кожа и изящные черты привлекали внимание к ее глазам, почти черным и очень блестящим. В ней не было ничего от лица Тарро, но кровь Домина читалась в движениях, таких плавных и небрежных, словно ей никогда не приходилось никому уступать дорогу.

– Фалька, – прошептал кто-то за спиной Лексоса. – Так и знал! Джианни мне проспорил двадцатку.

Лексос никогда о ней не слышал – ни от разведчиков, ни на встречах совета. Впрочем, детей Домина настолько много, что знать их всех просто невозможно. Фалька спустилась с платформы и направилась к Тарро, слегка удивленному происходящим.

– Дорогая моя, – сказал он, притянул дочь к груди и поцеловал. – Я ожидал другого ребенка.

Фалька мило улыбнулась.

– Боюсь, он был занят.

Похоже, несчастному даже не полагались почетные похороны – он так и не принял свой пост официально, поэтому был не в счет.

Фалька повернулась, не боясь, в отличие от Джино, оказаться к братьям и сестрам спиной, и взяла факел из рук стражника. Подняла его над головой, сказала что-то на трефацком, и толпа ответила энергичными восклицаниями. Фалька объявила себя как новую правую руку стратагиози, но использовала настолько витиеватые, формальные выражения, что Лексос с трудом ее понимал. Вероятно, речь шла о том, что она вторая