этому искателю приключений, чем к кому-либо другому. Король немедленно подтвердил свой союз с наследником Франческо, его сыном Галеаццо-Мария, и дал всем знать, что Миланское герцогство остается под его благосклонной защитой. Через несколько месяцев, вечером 4 декабря 1466 года, королева преждевременно родила мальчика. Людовик назвал его Франциском в честь своего друга. Жизнь ребенка из-за преждевременных родов, оказалось в опасности, поэтому его крестили как можно скорее. Но через четыре часа он все же умер. Король, королева и весь двор рыдали, "не в силах поднять глаза от земли, так велико было их горе". Этот сын лишил бы брата Людовика Карла титула наследника престола и тем самым отобрал бы грозное оружие у его врагов; кроме того, как сочувственно отмечает Жан-Пьер Панигарола, он "помог бы укрепить королевство и власть короля". Людовик принял удар судьбы с удивительным мужеством, "не ожидая утешения, а утешая других". Хотя с потерей было трудно смириться, "король говорит, что королевство свое он получил от Всемогущего Бога, и что, если Богу будет угодно, он отдаст ему своего сына, как и все остальное, веря, что все к лучшему".

Его готовность взять на себя всю ответственность за королевство Франции, возможно, облегчила ему принятие божьей воли[79].

Однако каждый день армия его секретарей превращала наброски, которые он диктовал им для администрации, в изданные приказы. В ответ на петиции, доклады и депеши, которые доставляли ему его неутомимые курьеры, вся Франция могла ощутить на себе действие королевской воли, которая выражалась через сеть его чиновников и посланников. Он постоянно отправлял в Канцелярию и Счетную палату краткие но красочные записки:

"Не позволяйте ситуации выйти из-под контроля" — "Положите конец этому делу, канцлер, прошу Вас, чтобы не было необходимости возвращаться к этой теме" — "Решите вопрос немедленно, не создавая трудностей".

Король поддерживал тесную связь со своими добрыми городами и был в курсе их политики, торговли и расходов. Увидев в Лионе возможность развития промышленности и тем самым улучшения общего баланса счетов королевства, он организовал там производство шелка[80]. Он увеличил число рот тяжелой кавалерии в постоянной армии с семнадцати до двадцати. Между Монтаржи и Орлеаном он основал большой артиллерийский парк — "невероятная вещь", по словам миланского посла — и "почти ежедневно", когда он был в Монтаржи, посещал мастерские, где, среди прочего оружия, изготавливались пушки. Людовик заботился о том, чтобы регулярно совещаться со своим Большим Советом, который был "хорошо укомплектован докторами и прелатами". Созданный им в Париже Совет тридцати шести, члены которого были преданы ему, как и его президент, старый граф де Дюнуа, играл роль своего рода верховного суда по расследованиям и общественным интересам. Миланский посол после встречи с Людовиком в сентябре 1466 года, отметил:

Если в прошлом он был в таком крайнем положении, что обе его ноги практически находились за пределами королевства, то теперь он знает, что сегодня одна из них прочно обосновалась там, а другая с каждым днем укрепляет свои позиции; и он надеется, что с Божьей помощью придет время еще больше упрочить свое положение.

Некоторое время спустя, используя более лаконичную формулу, король признался Панигароле, что "он должен создать новый мир".

Этот новый мир отразился в изменениях, которые должны были произойти в штате его двора. Некогда фаворит короля, Антуан дю Ло был брошен в тюрьму. Отстраненный от всех своих обязанностей в 1468 году, Шарль де Мелён был судим и казнен за измену — Людовик оставил его врагам возможность подвести его под казнь. Он был не более виновен, чем многие другие, кому удалось вернуть расположение короля, но Людовик не мог забыть, чего стоила ему робость Шарля под Монлери. Получив титул графа Комменжа, Жан де Лескюн, бастард д'Арманьяк покинул двор, чтобы стать губернатором Гиени и держать в узде баронов юга. При дворе остались знакомые персонажи, такие как Луи де Крюссоль или Гастон де Лион. Два новичка, Луи де Бомон, сеньор де ла Форе — особенно мудрый советник — и Жан Балю, прилежный епископ Эврё, увидели, как быстро растет их кредит доверия у короля. Людовик также исправил серьезную ошибку, которую он совершил в начале своего правления, уволив некоторых лучших офицеров своего отца. Гийом Жувенель дез Юрсен, который верно служил королю после того, как был лишен должности канцлера, и Роберт д'Эстутевиль, который, будучи вынужден отказаться от должности прево Парижа, тем не менее, проявил удивительное мужество в битве при Монлери, были восстановлены в должностях, которые они занимали во времена Карла VII. Большинство приближенных Людовика теперь были людьми, чья преданность ему была проявлена недавно; так, Антуан де Шабанн, граф де Даммартен, который вскоре станет великим магистром королевского двора; маршал де Лоэак; блестящий Таннеги дю Шатель, теперь губернатор Руссильона; герцог Бурбонский, проявивший себя в Нормандской кампании и чей авторитет с каждым днем все больше утверждался; и Людовик, бастард Бурбонский, способный и смелый молодой человек, которого король женил на Жанне, своей внебрачной дочери, и назначил адмиралом Франции после смерти Жана де Монтобана (май 1466 года). До конца 1466 года Людовику XI даже удалось заручиться услугами нового коннетабля Франции, Луи де Люксембурга, графа де Сен-Поль, старого друга графа де Шароле и образца рыцарского поведения. Граф де Сен-Поль, владевший обширными землями во Франции, а также на бургундской территории и выступавший в качестве арбитра между двумя державами, считал, что его величию соответствует то, чтобы ни одна из них не имела приоритета над другой. В течение недолгого времени его отношения с Карлом де Шароле претерпели изменения, возможно, де Сен-Поль чувствовал, что Бургундия приобретает слишком большое значение. После искусных маневров королю удалось вовлечь коннетабля в свою игру и обручить его с Марией, сестрой королевы, с приданым в 40.000 экю, графством Э и управлением Нормандией. Людовик не питал иллюзий относительно верности де Сен-Поля, но в глазах королевства он был призовой добычей, и, кроме того, граф настолько запутался в собственных интригах, что при небольшом толчке можно было надеяться, что он станет жертвой, а не хозяином своей двойной игры.

Чтобы построить свой новый мир, Людовик должен был лавировать в рамках ограничений, которые Война за общественное благо наложила на его свободу действий. Бретань и Бургундия теперь действовали как союзные иностранные державы и представляли постоянную угрозу для западных и северных границ королевства. В то время герцог и граф еще могли противостоять королю и пользоваться поддержкой недовольных вассалов. Какой бы эффективной она ни была, дипломатическая стратегия разделения врагов и последующего общения с каждым из