– Знаешь, кто я, любезный? – светским тоном спросила Аннет.

– Нет… То есть да… Барышня… Вы Астахова-младшая. Видел вас, помню.

– Должен помнить. Товарищи, а вы изучали медицину или естественные науки? – самым светским тоном обратилась Аннет к своим помощникам. – Это любопытный экземпляр, уверяю вас. Разденьте его. Увидите много для себя интересного. И я тоже. Давно хотела посмотреть на них. Что же они собой представляют, эти скопцы.

Невозмутимый товарищ в галифе расстегнул на Онуфрии жилетку и разорвал ситцевую рубаху. На боку Онуфрия открылся глубокий уродливый треугольный шрам. Аннет пальчиком указала: снимите штаны с него.

И они проделали и это.

Штаны и шерстяные егерские кальсоны спустили до икр.

Аннет молча, с любопытством созерцала обнажившийся лобок великана. К лобку словно был прилеплен маленький бесформенный кусок мяса. Вокруг жуткие шрамы.

– Сами с собой такое делают? – спросил парень в папахе.

– Евнухи, – пояснила Аннет. – Скопцы.

Онуфрий залился малиновой краской. Он был в полной их власти.

Это походило на игру. Аннет начинало все это нравиться. Она почти забыла цель…

Но нет, конечно же, нет. Цель, ее главная цель вела ее.

– Что вы с Костомаровым сделали с моей сестрой Аделью и Серафимой Козловой? – тихо, мягко спросила Аннет.

– Ничего я не знаю.

– Я знаю, что ты знаешь, любезный. И я знаю, что это вы и Яков Костомаров.

– Ничего мы с ними не делали. Ничего я не знаю.

– Если скажешь правду, мы тебя быстро убьем, – пообещала Аннет. – Я хочу знать.

– Ничего я не знаю, ничего мы с ними не делали, Богом клянусь!

– Ах, Богом, ты же все-таки христианин! – Аннет покивала изящной головкой. – Убеленный белый голубь, да? Ну тогда ответь мне, покайся по-христиански, что вы сделали с моей сестрой Аделью и Серафимой? Как убили? Где тела?

– Не убивали мы их!

– Я не хочу делать тебе больно, любезный, – сказала Аннет. – А видно, придется. Раз ты не говоришь правды, раз ты мне лжешь в глаза, кастрат вонючий!

Она принесла из кабинета сестры кожаный саквояж. Раскрыла его. Ее подручные с любопытством заглянули внутрь: слесарный инструмент. Молоток, гвозди, клещи и прочее.

– Ладони на подлокотник, – приказала она Онуфрию.

– Да вы что это? Вы что удумали? – тот сжал огромные кулаки.

– Ладони на подлокотник. Пальцы врастопырку!

– Это зачем? Вы что, барышня?!

– Я сказала – пальцы врастопорку, сволочь! – У нее в руках оказался молоток и большой гвоздь.

– Да что вы делаете? Бога побойтесь! Ничего я не знаю! Не убивали мы никого!

Аннет кивнула парню в папахе: заткни его.

И тот с размаху нанес удар по левому кулаку Онуфрия прикладом винтовки с такой силой, что раздробил кости.

Онуфрий взвыл как волк. Правая рука его разжалась, растопырив пальцы. И в этот момент Аннет ловким ударом вогнала молотком гвоздь в кожу между большим и указательным пальцами, прибив руку к подлокотнику кресла.

Брызнула кровь, Онуфрий орал от боли.

Аннет извлекла из саквояжа слесарные клещи – тяжелые, заточенные на концах. Она стиснула клещами фалангу указательного пальца.

– Говори, что вы сделали с моей сестрой и Серафимой?!

Онуфрий дергался в своих путах на стуле, пытаясь оторвать прибитую гвоздем руку от подлокотника. А она сжала клещи обеими руками и дернула с силой, отрывая кость и плоть.

Онуфрий кричал. А она с хрустом оторвала ему клещами обе фаланги мизинца. Схватила клещами безымянный палец, начала нажимать, выкручивая кость.

– Говори, говори! Ты мне все скажешь… Как вы их с Костомаровым убили? Где тела? Куда вы дели тела?!

– Не убивали мы… Клянусь… Оооооооооооо! Аааааааааааааа!

Фаланга безымянного пальца полетела на пол. Аннет продвинула клещи дальше по искалеченному пальцу. Пол под креслом покраснел от крови. Она стиснула клещи, примериваясь, готовая рвать, рвать и рвать.

– Говори, говори, как убили, где тела!

– На фабрику! На фабрику мы их привезли с Сусловым! – закричал Онуфрий. Его голос, и так высокий, сорвался на визг. – Костомаров приказал – мы исполнили! Они вдвоем на авто ехали, мы их выследили. Поставили телегу поперек на просеке. А потом обеих по голове и до вечера держали в сарае в поле, а ночью привезли в закрытой коляске на фабрику. В мыловаренный цех. Костомаров велел им тряпки в глотки забить, чтобы не кричали. Мы делали, а он распоряжался и…

– И что? – Аннет стиснула клещи сильнее.

– Ооооооооооо! Не надааааааааа! Богом прошу, не надо больше! Я все, все скажу, без утайки! Мы делали, а он сначала смотрел, а потом сам стал нам помогать.

Алиса Астахова на мгновение умолкла. Все, собравшиеся в офисе, молчали. А потом она продолжила в повествовательной манере. Хрипловатый голос ее дребезжал.

– Онуфрий Притыкин рассказал Аннет, что они с Федосеем Сусловым ночью привезли Адель и Серафиму на фабрику. Яков Костомаров их ждал в мыловаренном цехе. Фабрика к тому времени из-за судебного процесса и долгов почти совсем разорилась. Рабочих практически не осталось, а тем, кто был, Костомаров дал выходной. Так что в мыловаренном цехе им никто помешать не мог. Женщинам забили в горло тряпки-кляп, чтобы они не кричали. В чанах для варки мыла уже кипела вода, там был разведен щелок. Адель и Серафиму бросили в мыловаренный котел живыми. Они сделали это втроем: Онуфрий, Суслов и Яков Костомаров. Он помогал своим скопцам. А потом они смотрели на клокочущий вар, на кипяток, где плавали тела, вываривались, как вывариваются туши животных для дешевого мыла. Чтобы вонь не была такой сильной, Костомаров добавил в чан брикеты лаванды. Щелок, лаванда и жир… Лавандовое мыло.

Алиса отвернулась к окну. И продолжала:

– Узнав все это, Аннет решила той же ночью ехать в Безымянный переулок.

В шарабан вместе с собой они посадили Онуфрия Притыкина. Искалеченные руки его обмотали полотенцами, но это помогало мало – кровь текла и текла.

Ночью после Рождества фонари в Безымянном переулке не горели. Аннет, выскакивая из шарабана на снег, обратила внимание, что кирпичный дом «инженеров» тоже темен. Все квартиры в нем опустели.

Фабрика, цеха, склады и пакгаузы представляли собой тихое темное скопище зданий. И лишь в особняке Костомарова напротив кирпичного дома на первом этаже горел свет.

Подручный Аннет начал громко стучать прикладом в дверь парадного подъезда. Открыл Федосей Суслов. Увидев, кто перед ним, заметив позади чекистов Онуфрия, он попытался дверь захлопнуть, но подручный Аннет ударил его в грудь прикладом. И они ворвались в дом.