удивленными взглядами. Не такой реакции ожидали. Случалось — и не единожды, — что местные горцы всякие дела, включая кражи, насилие и убийства, предпочитали разрешать в своем кругу, считая, что появление представителей закона нарушит естественный порядок вещей, поэтому обычно все, включая семьи жертв, горячо отрицали, что какое-либо преступление имело место. Однако здесь староста села, как видно, считал, что случилось нечто безмерно забавное.

Старик наконец-то прервался, с явным трудом подавив взрыв веселья. Разогнулся, вытер слезящиеся глаза и улыбнулся, извиняясь:

— Простите, господа стражники, но, если бы я знал, хорошенько бы надрал парням уши. Ива! И-ива-а!

Из соседней комнаты вышла женщина чуть моложе хозяина, одетая опрятно, в чистом фартуке.

— Моя жена Ива.

Та кивнула солдатам и взглянула на мужа.

— Пошли кого-нибудь за Ливенсом, пусть придет с сыновьями. Только быстро. А вы, — обратился он к стражникам, — прошу вас, присядьте там, на лавке, отдохните. Я расскажу, как было, — пока Ливенс придет.

Кеннет подошел к стоящей под стеной лавке, чувствуя, что услышанное совершенно ему не понравится. Он сел и сосредоточился на лице старосты. Тот наконец успокоился и сделался серьезен.

— Простите еще раз, но я этого не ожидал. Хм, с чего бы мне начать? А, знаю. Пару раз в год нас навещает Клавен-зер-Таленцец, купец. Мы торгуем с ним, главным образом, вяленой и соленой рыбой, когда приходит сезон нереста лосося — то и икрой, да еще клеем из рыбьей кожи, тем, что для луков нужен, ну и всякими такими вещами. Хрен он все же, каких мало, каждый орг по шесть раз пересчитывает, а коль мог бы, то пообрезал бы так, что и на полногтя б в монете не осталось. Не единожды уже нас нагревал, потому что только он, да еще один купец сюда и заезжают, а значит, приходится иной раз продавать за ту цену, что они просят. Ну и поэтому его у нас не любят: он ведь каждую рыбину обнюхает, икринку всякую перечтет, да и вообще — хмурый мужик, ни тебе выпить, ни повеселиться. Ну парни, собственно, кто помоложе и поглупее, как эти обормоты, частенько ему козни строят. То лошадям хвосты свяжут, то рыбьим жиром козлы вымажут — ну глупости всякие, я ж говорю.

В сенях хлопнула дверь, простучали подошвы нескольких башмаков.

— А вот и они. — Хозяин повернулся к Кеннету да подмигнул ему. — Войдите!

В комнату сперва шагнул старший, чернобородый мужичина — довольно хмурый детина, а за ним — пара мальчишек, на глаз лет десяти — тринадцати. Едва только увидали солдат, побледнели и придвинулись к папаше.

— Господа солдаты рассказывают, — начал староста, — что купец зер-Галенцец признал под присягой, что на его глазах убили каких-то там людей. Вот господа солдаты и пришли всем отрядом, чтобы вас теперь арестовать и поставить пред судом в Белендене как больших преступников. Сегодня и выходите.

Пока он говорил, старший и бровью не повел. Зато парни побледнели еще сильнее и попытались дать деру в сени.

— Снаружи дожидаются стражники. Не ухудшайте своей ситуации.

Несколько мгновений стояла тишина, потом раздалось вдруг хлюпанье носом. Младшенький не выдержал напряжения.

— Ну будет. — Кеннет решил, что не стоит так продолжать. — Рассказывайте, как оно было на самом деле.

Парни ткнули пальцами друг в дружку.

— Его была идея! — произнесли они одновременно.

— Сразу видать — братья… — Велергорф ухмыльнулся широко, встал, потянулся, аж хрустнуло в спине. — Говорите, да побыстрее, — рявкнул внезапно, положив ладонь на рукоять топора. — Как все было?

— Так ведь, так ведь, господа хорошие… — Старший из парней не мог оторвать взгляда от грозного оружия десятника и явно завис с ответом. — Так ведь, так ведь… Так ведь оно…

— Ох, перестань, — махнул рукою младший офицер. — Ты говори, младший.

Младший, казалось, успел взять себя в руки.

— Мы его только напугать хотели, господин, купца, напугать хотели, потому что обещал он нам, что привезет на продажу ножи, какие в городе бывают, с поясами и ножнами, а потом сказал, что забыл, и повелел нам убираться. Ну Цивер и придумал, что, как будет назад ехать, нагоним на него страху…

— Не я! — Старший отвесил ему подзатыльник.

— Ты.

— Нет!

— Да ты, ты!

Велергорф поднял руку.

— Тихо! Теперь оно неважно. Дальше говори.

— Ну так… ну мы взяли одежку у отца старую, рубахи и штаны, набили ее травою и облили рыбьей кровью и кишками. Да и сами перемазались, и, когда купец в обратную-то дорогу отправился и был уже за селом, выскочили мы на него, крича о помощи: мол, какая-то тварь вышла из озера и тятю убила, а нас покромсала, мол, заберите нас с собой, потому что она уже сюда идет… — Парень вывалил весь рассказ единым духом.

— А купец что?

— Ну он… он… — старший пришел на помощь брату, — ну он коней батогом ударил, рванул галопом — и только мы его и видели.

Всхлипнул.

Кеннет закрыл глаза и вдохнул поглубже.

— Я так понимаю, отец и мать надрали вам уши за испорченную одежду? — спросил.

— Да, — отозвался хмуро взрослый детина, голосом тяжелым, словно тысячефунтовый камень. — Всю зиму будут сети править, и лучше бы, чтобы хорошо это делали, потому как я проверю. А за работу сядут, едва жопы заживут. Это ж надо: праздничную одежду рыбьими кишками измазать, эх…

Замахнулся на пареньков большой, словно пекарская лопата, ладонью, но сразу же взял себя в руки.

— Простите, до сих пор как вспомню, — так аж злость берет. Возьмете их сразу или с матерью могут попрощаться?

Мальчишки сжались еще сильнее.

— Нет, полагаю, что нет, сети и вправду будут худшей карой, нежели темница, потому, думаю, мы оставим их здесь. — Кеннет широко усмехнулся. — Но на следующий год мы вернемся и проверим, хорошо ли они справились. А теперь можете идти.

Чернобородый кивнул и сурово хлопнул старшего сына по плечу — так, что парень едва не уселся на землю.

— Поклонитесь господину офицеру и скажите ему спасибо. И давайте-ка домой!

Он вышел, увлекая обоих шутников, кивнул на прощание всем присутствующим. Мальчишки выглядели как одно большое несчастье.

Велергорф щерился от уха до уха.

— Ну, выходит, мы сделали крюк совершенно зазря, господин лейтенант. Надо было в казармах оставаться, кольчуги от ржавчины отчищать.

— Не жалуйся на приятную прогулку, Вархенн. Теперь полковник должен нам десять дней отдыха. Переночуем, а завтра — возвращаемся.

Староста сельца откашлялся, извиняясь:

— Прошу прощения, господин лейтенант, но у ребят не будет же проблем, правда? Потому что отец, хотя и хмурый парняга, немного, кажись, переживает. В конце концов, из-за их глупости целый