litbaza книги онлайнДетективыПропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек - Ханс Шерфиг

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 60 61 62 63 64 65 66 67 68 ... 129
Перейти на страницу:
Пошел по коммерческой части, стал дельцом. Наверное, он здорово отощал теперь в тамошней жаре.

Харрикейн тоже не пришел. Помните Харрикейна? Сначала его звали Хансен, а потом он вдруг изменил фамилию на Харрикейн. А что толку? Харрикейн не явился, ничего не поделаешь. Там, где он сейчас находится, железные решетки на окнах. Вряд ли до него дошло приглашение на сегодняшний вечер.

О Харрикейне говорят чуть ли не шепотом. Ведь это позор для всего выпуска.

—      Кажется, за мошенничество? — негромким голосом произносит кто-то из собравшихся.

—      Да, он уже раньше был осужден условно, — объясняет судья Эллерстрем.

Очень неприятная история. Харрикейн и в школе был белой вороной. Никто из одноклассников с ним не дружил. Его всегда дразнили, над ним издевались. В каждой классе есть такой ученик. Если бы даже Харрикейн был на свободе, он вряд ли пришел бы сюда справлять юбилей вместе со своими мучителями.

—      Наверное, кое-кто из ребят умер? — справляется главный врач Topсен.

Умер только один. Оге Мердруп. Здоровяк Мердруп, задира и сорвиголова. «Вредный элемент», — говорил о нем ректор. Но Мердрупа в классе любили. И врачи начинают обсуждать, отчего он, собственно говоря, умер.

—      Поразительно, что умер только один. Вот что значит здоровое поколение. К следующему юбилею мы, конечно, многих не досчитаемся.

Торсен и Риге обмениваются холодным поклоном. Они избегают разговоров наедине. Каждый из них презирает деятельность другого. Ироническая улыбка выдает их взаимные чувства.

Впрочем, здесь присутствуют и другие врачи. Доктор Меллер и доктор Недербю. Они смотрят на Торсена снизу вверх, не только потому, что он выше их ростом, но и потому, что он сделал самую блестящую карьеру. Врачи доверительно беседуют о странных существах, называемых пациентами.

—      Чудаки!

—      А по-моему, просто слабоумные. Им говоришь: делайте то-то и то-то. А они хлопают глазами и делают все наоборот. Пытаешься объяснить им, что такое витамины. А они продолжают есть похлебку и картофель. Если б им можно было внушить хотя бы уважение к врачу, чтобы они не отнимали у него даром времени. Нет, они лезут со всякой ерундой в самые неподходящие часы. Приходит, например, ко мне один субъект и просит: «Господин доктор, выдайте мне, пожалуйста, справку, что у меня в комнате сырые стены. Я отнесу ее в контору социального обеспечения». — «Я не каменщик, милейший! И не могу писать справки вашим стенам!» Но он твердит свое: комната, дескать, опасна для здоровья, а у него много детей и так далее и тому подобное. Если, мол, доктор выдаст такую справку, ему, может быть, удастся получить другую квартиру. Я ему на это отвечаю: «Почем я, черт возьми, знаю, что не вы сами залили стены водой? Надо же, наконец, соображать, когда и по какому поводу можно беспокоить врача...»

Врачи вспоминают различные случаи из практики, когда им приходилось сталкиваться с невежеством и глупостью простолюдинов. И тут же рассказывают друг другу, как они остроумно ответили какому-нибудь пациенту.

Адъюнкт Нильсен тоже может порассказать о глупости школьников, которые делают в переводах самые дурацкие ошибки.

И двум адвокатам есть что порассказать о забавных персонажах, с которыми им пришлось столкнуться в их юридической практике.

И офицеру есть что порассказать. Рекруты ничуть не лучше пациентов. В казарме однажды решили проверить умственные способности солдат: результаты были чудовищные. Можно только диву даваться, насколько эти люди скудоумны и невежественны в самых элементарных вопросах!

Судье тоже пришлось наблюдать странных, удивительных субъектов. Трудно даже поверить, что такие создания вообще существуют на свете. И государство годами их кормит и всячески о них заботится. Всем ясно, что они никогда не исправятся, и все-таки им сохраняют жизнь. А мы, налогоплательщики, должны их содержать.

Странные, диковинные вещи творятся на свете. И люди совсем не таковы, какими они должны быть. Почти каждому из присутствовавших довелось в той или иной форме соприкоснуться с огромной непонятной массой — людьми, стоящими на нижних ступенях социальной лестницы. Загадочная чернь. Люди, которые сами не хотят, чтобы им жилось лучше. О них можно рассказать десятки анекдотов.

Пастор Неррегор-Ольсен подходит к Гаральду Горну.

—      Не могу выразить, с каким наслаждением я читаю твои рецензии в «Моргенбладет». В них такой пафос утверждения, столько плодотворных мыслей, столько истинно датского!

—      От души рад это слышать. Я всегда отстаивал своеобразие датской культуры. Ее самобытность. Все, что уходит корнями в историю и традиции нашего народа. Сейчас развелось много критиков, которые хотят обезличить нашу литературу, привить ей дух интернационализма. А я поставил себе целью бороться за национальное, положительное, утверждающее начало. Чисто датское. Истинно датское, как ты выразился.

—      Я убежден, что ты делаешь благое дело. В моем приходе многие читают твои статьи и рецензии. Я ведь тоже иногда пописываю. Скромные заметки. Но наша «Церковная газета» их печатает. И жена пишет. Стихи. Изящные миниатюры. Непритязательные, но искренние и прочувствованные... Она была бы счастлива, если бы ты как-нибудь прочитал их и высказал свое мнение.

Адъюнкту Нильсену тоже не терпится подойти к Горну и поговорить с ним о литературе, о школьных сочинениях и о статье «Преподавание датского языка», которую Нильсен опубликовал в журнале «Латинский язык в школе».

—      Может, она случайно попалась тебе на глаза?

—      Нет, не попадалась. — Но Гаральд Горн с удовольствием прочтет статью, если у Нильсена сохранился экземпляр. И, конечно, скажет о ней все, что полагается сказать.

Горн знает, что Нильсен мечтал в свое время стать писателем. Он сам лелеял когда-то такие мечты. Но Гаральд по крайней мере занимается теперь чем-то родственным. Пожалуй, это даже лучше: писать о том, что сочинили другие. Горн читает всю выходящую литературу. Он знает все, что писатели передумали и пережили. Это почти так же интересно, как самому думать и переживать.

Полицмейстер Рольд доверительно беседует с Робертом Риге. Он держится кротко и добродушно. Куда девалась его обычная заносчивость? Гернильд с изумлением наблюдает за ним. Задира полицейский совсем обмяк. Он весь смирение и почтительность. Уж не гипнотизер ли Риге?

Гернильд обсуждает с Амстедом семейные дела. Они снова, в который раз, выясняют, кем приходятся друг другу, поскольку дядя фру Амстед генерал Maсен — двоюродный брат дяди Гернильда, фон Бракберга. Отец фон Бракберга был амтман и помещик, отец амтмана командовал голштинскимп кирасирами, а дед получил дворянскую грамоту от короля.

—      Я ведь тоже отчасти дворянин, — добавляет Гернильд. — Но только через Бракбергов. Фамилия Гернильд произошла, по-видимому, от Герр Ниль или Герр Нильс, то есть Герреман Нильс — помещик Нильс.

—      Интересно, чем здесь будут

1 ... 60 61 62 63 64 65 66 67 68 ... 129
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?