Получилось так, что Шепелев волею случая вынужден был стать таким специалистом, изучив за достаточно короткий промежуток времени невероятное количество материала, так или иначе имеющего отношение к истории Калмыкии. Кроме того, Тимофей Христофорович по природе своей и в силу специфики прежней службы был весьма наблюдательным, а в свое время — в том самом далеком 93-м году — удосужился ознакомиться с некоторыми нюансами калмыцкого менталитета…

Дабы не утомлять вашего внимания, опустим подробное толкование этих самых нюансов, а перейдем сразу к сути: версия была основана на четко выверенном логическом посыле, вытекающем из особенностей отношения калмыков к своим историческим корням.

Отношение сие, как уже говорилось выше, всегда было весьма почтительным, можно сказать — трепетным. И, что характерно, данный трепет в течение веков ревизии не подвергся, а сохранился в первозданном виде. Иными словами — дай бог каждому народу такую преданную любовь к своей истории и великую гордость за своих предков.

Однако, всесторонне исследуя предмет, Шепелев обнаружил вдруг, что в логическом обосновании этой великой любви имеется небольшая путаница…

Путаница была недоступна мимолетному взгляду непосвященного и, при детальном рассмотрении вопроса, наверняка повергла бы в недоумение калмыковедов некалмыцкого происхождения (которые калмыцкого — те ловко обходят эту проблему стороной и продолжают преданно лелеять свои корни в общепринятом и удобном для всех виде).

Путаница состояла в том, что “Джангар” — героический эпос калмыцкого народа, в котором изображены сказочная страна Бумба и ее защитники-богатыри, по сути своей есть не что иное, как мастерски завуалированная в фольклорной форме история борьбы калмыков со своими поработителями… Чингисидами.

Тимофей Христофорович, напоровшись на это преткновение, ковырялся где только мог и выяснил с удивлением для себя, что этот весьма странный аспект не имеет дока что ни культурологического, ни исторического обоснования!

Дело в том, что калмыки с гордостию великой называют себя потомками Чингисхана. Более того — Тимофей Христофорович был знаком с этим на личном опыте, — упившись до определенного уровня, каждый второй калмык непременно сообщит вам (ежели вы неместный русак и не в курсе), что это именно его далекие предки почти триста лет держали ваших далеких в рабстве и более пяти веков безраздельно властвовали практически над всем континентом!

Кроме того, следует заметить: славная история калмыцкого народа бережно хранит мельчайшие детали всех военных походов степного войска в союзе с Россией и набегов на вредных соседей, но совершенно нигде нет упоминания о битвах с этими самыми вредоносными Чингисидами, с которыми, по большому счету, сражались герои “Джан-гара”…

Если верить доносу почти трехсотлетней давности, калмыцкие хлопцы пригнали караван с драгоценным грузом к слиянию Еруслана с Волгой. Затем основные силы оставили на страже, а наиболее доверенные товарищи отправились куда-то с ханом и его управделами, захоронили сокровища и вскоре вернулись.

Вопрос сугубо утилитарного плана: дядя Тим — где сокровища?

Ответ расплывчатый: если до сих пор их никто не обнаружил, лежат себе там, где их оставили более двух с половиной столетий назад.

А где именно оставили? Там же, судя по карте, огромная площадь, для производства даже поверхностных поисков на которой нужна целая армия с соответствующим оборудованием! Поконкретнее нельзя?

Можно. Работая с архивными документами, Тимофей Христофорович обнаружил весьма интересные данные из разряда неподтвержденных исторических гипотез, недоступных широкой публике. Оказывается, неподалеку от слияния Еруслана (левый приток, сорок километров выше нынешнего Камышина) с Волгой, на обширной возвышенной равнине, находятся семнадцать древних курганов, один из которых в несколько раз превосходит остальные по величине. До сих пор о природе происхождения этих курганов имелись лишь скупые упоминания, гласящие, что здесь, дескать, предположительно массовые захоронения то ли монгольских, то ли татарских, то ли тех и других, вместе взятых, воинов, павших в какой-то большущей битве. И все — о подробностях история умалчивает.

Так вот, источники, которые обнаружил в архивах Тимофей Христофорович, намекающе свидетельствовали, что семнадцать курганов расположены как раз на месте великой битвы ойратского (калмыцкого) войска с Чингисидами! На том месте, где произошло одно из тех самых сражений, что не вошли ни в один исторический формуляр, но нашли некое отражение в героическом эпосе.

И лежат в тех курганах как раз те самые багатуры, пра-пра и так далее внуки которых, путаники великие, с гордостью именуют себя потомками Джихангира — Покорителя Вселенной и вообще поклоняются всему, что связано с Чингисовой славой…

Тимофей Христофорович почему-то был уверен, что попавшие к нему в руки источники достоверны в большей степени, нежели расплывчатое официальное мнение. И что правивший более двух с половиной столетий назад степной царь разбирался в истории своего народа чуть получше, нежели его потомки. Но так же трепетно, как потомки-путаники, относился к боевой славе своих воинственных предков…

…С “рекогносцировки” Шепелев вернулся в половине четвертого утра. Для того чтобы прокатиться к месту эпических событий, погулять у подножия курганов, вслушиваясь в охи и шепоты своей интуиции, а затем вернуться обратно, был потрачен весь первый день и почти вся ночь — в начале пятого уже светало.

Тем не менее Тимофей Христофорович длительной поездкой удручен не был, потраченное время убитым понапрасну не считал и вообще чувствовал себя бодро и весьма оптимистично. Если верить приметам и различным предчувствиям, в данном предприятии ему должна улыбнуться удача — все признаки указывали на ее сиюминутную благосклонность.

— Клад найти хочешь? — вот такой нетактичный вопрос задал похмельный краевед, окончательно придя в себя лишь на двухсотом километре пути.

— Там уже все перекопали — лопату воткнуть негде, — шаря жаждущим взглядом по салону в поисках каких-нибудь емкостей, сообщил краевед. — Все лазят, кому не лень. Думают, раз курганы, значит, драгоценности.

— Ну и как? — Тимофей Христофорович выдернул из-под сиденья нагревшуюся бутылку с пивом, откупорил складным ножом и протянул страждущему, подавив усилием челюстных мышц готовую в любой момент сформироваться брезгливую мину: сам он никогда с похмелья не страдал и относился к этой слабости других хилых организмов с презрительным недоумением.

— О!!! — Краевед припал к горлышку, жадно выхлебал впять глотков исходящее пеной теплое пойло и четыре раза моторно рыгнул, не стесняясь компании. — Ой, хорошо! Р-р-р… Ой — полегчало…

— Как успехи кладоискателей? — напомнил Тимофей Христофорович.

— Да ни хрена там не нашли, — скривился краевед. — Во-первых, копают неглубоко — погрызли поверхность, как мыши тот окаменевший сыр. Во-вторых, там площадь огромная — копать можно до скончания веков. Ну и сомнения разные, страхи…