У массивных двустворчатых ворот склада стояли дозорные. Определенно, это было самое большое здание в Генне. Родриго задумался о том, какие товары раньше хранились тут, что за купцы использовали этот склад? В последние годы по решению Лиги любая торговля с герцогами Швертвальда была запрещена.

– Свет! – потребовал Николо.

Солдат в желтой форменной накидке Ферранты снял с крючка у ворот большой стальной фонарь.

Внутри склада, где когда-то хранились товары, было множество соломенных лежанок. А на них – мертвые тела. Их ряды терялись в темноте вытянутого здания. У каждого на горле зияла широкая рана.

– Вот он! – Николо указал на тело в латном доспехе, лежавшее среди убитых пленных. – Я хочу, чтобы ты его осмотрел. Что-то тут не так. Может, ты мне объяснишь, что случилось? В конце концов, в остроте ума тебе не откажешь.

Родриго посмотрел на ряды мертвых. На складе было около сорока трупов, в том числе несколько женщин и двое мужчин в залитых кровью кожаных передниках. «Зачем это все?» – с горечью подумал Аполита. Половина пленных умерли бы в ближайшие дни: их раны были слишком тяжелыми. В этих убийствах просто не было никакой необходимости.

– Смерть всегда забирает лучших в первую очередь. Даже не знаю, как мне сказать о случившемся моей племяннице. – Военачальник вздохнул. – Они женаты всего год, она носит его дитя под сердцем. Отличный был парень, наш Балиан. И я хочу найти его убийцу!

– Кто из вас был с ним на складе? – спросил Аполита у солдата с фонарем.

– Тут никого не было, господин. Балиан настоял на том, чтобы его оставили одного.

– Любил он это дело. – Тримини произнес это так, будто говорил о пекаре, который радуется, достав до рассвета из печи пятьдесят буханок хлеба. – Всегда был очень ответственным. Сам всем занимался.

Родриго не был близко знаком с этим Балианом. Так, видел пару раз. Тихий, совсем молодой, только-только начала расти борода. Узкое лицо. Длинные тонкие пальцы всегда чуть запачканы чернилами. Несмотря на загар, при взгляде на Балиана казалось, что он дни напролет проводит за конторкой. Юноша отличался необычайной красотой и после брака с представительницей семейства Тримини, безусловно, мог бы добиться выдающихся успехов. До начала войны Родриго даже предположить не мог, что Балиан из тех людей, которые могут хладнокровно перерезать горло десяткам беззащитных пленных.

– И ничего странного вы тут не заметили? – уточнил Аполита.

– Тут было два лекаря в кожаных передниках. И три их помощницы. С них-то Балиан и начал, – ответил солдат. – А потом убил мальчишку, смотревшего за вьючными лошадьми.

– Вьючными лошадьми? – раздраженно хмыкнул Николо. – Зачем тут лошади? И где они?

Солдат явно стушевался. Крупные капли пота блестели у него на лбу, фонарь в руке дрожал. Парень старался держать его повыше, чтобы круг света был хоть немного шире.

– Вон там, у задней двери склада, есть еще одна дверь. Там-то они и стояли. Я думаю, повстанцы хотели перевезти через мост тех, чьи раны были менее тяжелыми. Когда мы обнаружили раненых, лошадей тут уже не было. Но, может, дело в том, что дверь была открыта. Наверное, они сами ушли.

Родриго вспомнил белую клячу, которую увидел на улице. Может, это была одна из тех вьючных лошадей? Он обвел взглядом лежащих вокруг мертвецов.

– Это Балиан их всех убил? Сам?

Солдат кивнул:

– Да, он сам захотел это сделать. Очень ловко у него получалось. Быстро дело спорилось. Двое наших пришли поглядеть. Но потом он приказал всем выйти…

– Зачем? – полюбопытствовал Родриго.

Парень смущенно посмотрел на Тримини.

– Что он тут делал? – проворчал Николо. – Помародерствовать вздумал?

– Да… Он всех их обыскал. И потребовал, чтобы его оставили здесь одного. Он пробыл тут долго. Очень долго…

У Родриго появилось ощущение, что солдат хочет сказать о чем-то еще, но не решается. Что ж, он не желал больше слушать о жутких пристрастиях Балиана. Не задавая дальнейших вопросов, Аполита присел на корточки перед мертвецом. Грудная пластина была пробита насквозь на уровне чуть ниже сердца. Отверстие в кирасе оказалось идеально круглым, шириной где-то в три пальца.

– Переверни его! – приказал Николо.

Солдат отставил фонарь, взял тело Балиана за руку и перевернул труп на бок. Послышалось негромкое бряцание доспеха.

Спинная пластина тоже была пробита, металл вокруг отверстия изогнулся наружу. Выходное отверстие оказалось не шире мизинца Родриго.

– Каким оружием он был убит? – Николо прищурился, на лбу пролегли глубокие морщины. – Уж точно не мечом. И не пикой.

Родриго подумал о заостренном коле. Но кол ни за что не пробил бы доспех.

– А что насчет тяжелого турнирного копья?

– Чтобы нанести такую рану, противник должен был врезаться в него в галопе, – прорычал Николо. – Может, клевец?

Родриго представил себе боевой молот с острым выступом. Это оружие использовалось для того, чтобы пробивать кирасы и шлемы рыцарей.

– Острие клевца недостаточно длинное, – пробормотал он. – Оно не пробило бы спинную пластину. И в грудной пластине, вероятно, осталось бы квадратное отверстие. – Он посмотрел на солдата. – Переверни его и посвети ему на лицо.

Утонченно красивые черты молодого патриция за миг до гибели застыли в маске непостижимого ужаса.

– Что, во имя Создателя Небесного, он увидел перед смертью, Родриго? – Голос Николо прозвучал необычно тихо, и впервые Аполита услышал нотки неуверенности в тоне военачальника. – Что так испугало его в последние мгновения жизни? Я должен это выяснить!

– Рыцарь занес топор. Еще миг – и страшный удар обрушится на невероятной красоты лицо Фелиции!

Милан сделал паузу, наслаждаясь пристальным вниманием толпы. Слушатели затаили дыхание. С тех пор как он начал свой рассказ, вокруг собралось много людей, и сейчас его слушали не только дети, их измученные матери и раненые, но и солдаты. В конце концов, он говорил о Фелиции, Мече Роз.

– Но Фелиция вскинула меч, подхватив край клинка левой рукой. Сталь ударила о сталь, ее запястья захрустели от напряжения, боль пронзила тело, однако ей удалось парировать удар противника. Рывком она выдернула клинок из-под лезвия топора, поддела изогнутое топорище и выбила из рук рыцаря смертоносное оружие!

– Ура! – возликовал малыш, примостившийся у самых ног Милана. Глаза мальчугана широко распахнулись от восторга.

Слушатели расселись перед Миланом, заняв половину склона холма. Их было не меньше двухсот. После затяжного дождя похолодало, и люди обхватывали руками колени, пытаясь унять дрожь. Они вымокли, устали, измучились. Война заставила их покинуть привычные места. Они утратили все, что когда-то имели. Оставили свои дома и мастерские – все, что было нажито тяжким трудом нескольких поколений. Многим удалось спасти только то, что они сумели унести на себе. А ведь при этом большинство из них даже не считали себя подданными кого-то из герцогов Швертвальда. Но кому до этого было дело, учитывая, что Николо Тримини полагал иначе и безжалостно уничтожал местное население?