Линия обороны французов постепенно скатывалась к хаосу. Невозможно было понять, какой корпус пострадал больше – Лебрюна от огня баварцев и саксонцев, Дюкро – от огня гвардейцев или Дуэ – от орудий 5-го и 11-го корпусов, но именно на фронте у Базейля был намечен участок прорыва, там, где наседали баварцы, и встревоженный Вимпфен отправился в расположение 7-го корпуса, чтобы самому убедиться, может ли Дуэ выслать подкрепление. Дуэ был полон оптимизма. Он принялся уверять командующего, что удержит позиции, пока будет держаться Кальвер-д’Илли – главная опора его правого фланга. Вимпфен пообещал ему прислать части 1-го корпуса. «Скоро у нас будет больше людей на плато, чем требуется, – заверил Дуэ Вимпфен. – Наступайте, это повысит боевой дух! Ведь нам нужна победа!» Приободренный словами командующего, Дуэ направил большую часть сил дивизии к Буа-де-ла-Гарен на юг. Там Вимпфен пытался собрать людей для прорыва на Кариньян. Он планировал совершить этот прорыв немедленно, потом, передумав, все же решил дождаться темноты, но уже к полудню даже он стал понимать всю отчаянность своего положения. Нельзя было терять ни минуты. У него, конечно, было еще достаточно войск: не только усиленный 12-й корпус Лебрюна, но и правое крыло Дюкро, и целая дивизия 5-го корпуса, пока что в бой не введенная, в то время как 7-й корпус и левое крыло 1-го корпуса могли отразить немцев с тыла. После последнего спора с Дюкро Вимпфен приблизительно в 13 часов отдал приказ и послал вестового в Седан за Наполеоном III, чтобы тот прибыл и встал во главе своей армии.

Наполеон III не появился. Как это уже имело место в подобных случаях, император оперировал более трезвыми категориями, нежели его генералитет, и понимал, что все это предприятие обречено на провал. Мало того, не появился не только император, но и войск отчаянно не хватало. Вимпфен не учел того, о чем предупреждал Клаузевиц, – присущего войне элемента неожиданности. Соединения и части не могли отыскать. Посыльные сбивались с дороги. Командующие, не имея карт, путали направление. Отдельные части и соединения не могли перемещаться под артиллерийским огнем, другие пытались, но выяснилось, что дороги непроходимы – забиты горящими повозками, трупами лошадей и людей, двигавшимися в противоположном направлении войсками. Только в Балане, между Седаном и Базейлем, Вимпфену удалась длительная атака, вынудившая 2-й Баварский корпус послать за подкреплением. Где-то еще умудрились потерять приказы, в другом месте ни о какой переброске сил и мечтать было нечего из-за плотного артогня противника. Вимпфен, взбешенный и настроенный весьма решительно, все еще пытался сплотить свои войска, когда позади него от Буа-де-ла-Гарена вниз гигантской волной устремились охваченные паникой солдаты, обезумевшие от страха лошади, тащившие орудия и повозки, оставшиеся без командиров солдаты – все тщетно пытались найти прибежище в Седане. Фронт 7-го корпуса рухнул.

Дуэ впоследствии объяснил крах его войск захватом Кальвер-д’Илли, потерей «ключевой позиции», но журналы боевых действий его полков указывают скорее на постепенное разрушение обороны вследствие артиллерийских обстрелов немцев. Отправка его сил на помощь Лебрюну совпала с наступлением немецкой пехоты, которая примерно в 13 часов не только закрепилась в Илли, как раз напротив его уязвимого правого фланга, но и поднялась на холм из Флуэна, создав угрозу и для его левого фланга. Озабоченный Дуэ поехал к Кальвер-д’Илли удостовериться, что там все в порядке. Там было отнюдь не все в порядке. Французских войск не было вообще. Если Вимпфен и послал туда кого-либо, то эти силы до сих пор не прибыли, или если они все же прибыли, то успели сбежать в лес Буа-де-ла-Гарен, – и прибывший самолично осмотреть Кальвер-д’Илли Дюкро обнаружил множество отбившихся от своих частей солдат 7-го корпуса. Дюкро также убедился, что самые худшие его опасения подтвердились. Кальвер-д’Илли был беззащитен, и если бы немцы заняли его, то смогли бы вклиниться в позиции французов и рассечь их надвое. К 14 часам в Кальвер-д’Илли уже была немецкая пехота, и теперь немцы получили возможность открыть огонь по лесу Буа-де-ла-Гарен. Дюкро и Дуэ попытались наскрести хоть горстку войск из всех частей, из любого подразделения стремительно сокращавшегося фронта, затем бросили их в брешь, то есть туда, где находились оба командующих. Разгорелась совершенно непостижимая схватка – это был бой вслепую, подразделения разных полков перемешались, ничего нельзя было понять. Следует добавить и артиллерийский обстрел из 90 орудий, развернутых 11-м корпусом к югу от Фленьё. К 15 часам, несмотря на все усилия Дюкро сплотить войска, даже самые бесстрашные из французских частей стали отходить в леса, надеясь обрести в них безопасность, что было более чем сомнительно.

Угроза левому флангу Дуэ у Флуэна была ничуть не менее серьезной. Здесь по его приказу войска укрылись в спешном порядке вырытых траншеях – две линии обороны на дистанции в 200 метров, – и все утро они ружейным и артиллерийским огнем сдерживали немцев, не позволяя им выйти из деревни на открытое место. Но к 13 часам артиллерия французов была подавлена, и немецкая 22-я дивизия стала обходить французов с фланга в мертвой зоне у подножия холма. Несколько контратак французских пехотинцев вниз по холму успехом не увенчались. Две дивизии уланов также атаковали немцев и добились успеха – пусть невероятно тяжелой ценой, – но немцы появились на краю плато, и Дюкро, оставшемуся почти без артиллерии и пехоты, оставалось лишь прибегнуть к последнему, самому великолепному, но в большинстве случаев бесполезному средству – к кавалерийской дивизии генерала Маргерита.

План, который Дюкро обрисовал в общих чертах Маргериту, был отчаянным. Кавалерии предстояло не только отразить атаку немцев, но и выступить в роли тарана – пробить проход для французской пехоты, которая собралась предпринять еще одну, последнюю попытку прорыва на запад. Пока эскадроны дивизии сосредоточивались в лощине выше Казаля, перестраиваясь под артиллерийским огнем в две мощные линии, Маргерит выехал разведать обстановку на склонах, ведущих к Флуэну и Мёзу, где и предстояло атаковать немцев. Здесь он был серьезно ранен: пуля прошла через лицо, раздробив челюсть и разорвав язык, и его потрясенные эскадроны видели, как ведут генерала, поддерживая под руки, двое адъютантов и как командующий из последних сил поднял руку, чтобы указать на врага, и тут же упал без чувств. В рядах кавалеристов послышался сердитый ропот – Vengez-le! – и масса конников бросилась вверх по гребню, мимо беспорядочно сгрудившихся пехотинцев, постепенно убыстряя темп до легкого галопа, пока не уподобились устремившейся вниз по склону лавине, которую, казалось, никакая сила не смогла удержать. Но, как это уже было в Морсброне и во Вьонвиле, столкнувшаяся с решительно настроенным противником, вооруженным заряжавшимися с казенной части винтовками, сиявшая анахроничным блеском отважная французская кавалерия рассыпалась в прах. Французы сумели преодолеть позиции немецких застрельщиков, но формирования подкрепления устояли перед ними и встретили надвигавшуюся на них массу залпами. Линия обороны немцев не дрогнула. Атаковавшая кавалерия разделилась и, огибая ее с двух сторон, пронеслась дальше. Часть конников направилась на север, в сторону Илли, и, возвращаясь туда, откуда начинала атаку, другие хлынули к югу на Голье или прямиком в окружение врага – в долину Глер, оставляя груды убитых лошадей и всадников у позиций немцев.