Я помчался вниз по лестнице и вернулся обратно в свою комнату; там я быстро прикинул, где сейчас сколько времени. Было слишком рано звонить в Европу, но уже слишком поздно звонить в США, что в любом случае было бесполезно. Единственное, что я смог сделать, так это связаться по телефону с кем-то из руандийской армии, кто выше этого лейтенанта по чину и кто мог бы приказать ему отменить эвакуацию. Я вытащил черный передатчик и начал звонить всем знакомым генералам. Хотя было еще раннее утро, мне удалось дозвониться до некоторых, и я рассказывал об этой угрозе, надеюсь, с большой долей настойчивости. Те, с кем я соединился, знали, что “Миль колин” был в опасности, но не хотели говорить, кто отдал приказ. Я все еще звонил с просьбами о помощи, когда в дверь постучал служащий… Кто-то хотел видеть меня у парадного входа, сказал он. , и был удивлен, увидев вместо него человека… узнал высокопоставленного жандармского офицера Нтивирагабо[742].

“Какова здесь ситуация?” – спросил он. “Меня попросили эвакуировать отель”, – ответил я ему. “Этот план изменился, и именно поэтому я здесь”, – сказал он.

Я понял, что один из моих звонков сработал. Этот полковник был послан мне на помощь. начальником полиции генералом Ндиндилийиманой. Его чин обеспечил успех. Милиция и солдаты немедленно рассеялись.

Я горячо поблагодарил полковника.

“Сэр, вы спасли сегодня много жизней”, – сказал я ему. “Я только выполнял свою работу”, – сказал он мне сухо и ушел».

Русесабагина понимал, что выиграл время лишь ненадолго, и чтобы предотвратить новое нападение, решился на рискованный шаг. Он позвонил самому Теонесту Багосоре, расположившемуся в номерах Отеля дипломатов, и заявил ему: «Полковник, прошу простить, что потревожил вас. Я получил приказ от Министерства обороны закрыть “Миль колин”, и как генеральному менеджеру всей собственности “Sabena” в Руанде мне, следовательно, придется также закрыть и Отель дипломатов». В ответ на его резкие возражения Русесабагина повторил свое требование: «Мой долг и моя обязанность закрыть все отели “Sabena” в Руанде. Я не хотел бы, чтобы это стало неожиданностью. Я лишь хочу, чтобы у вас было достаточно времени упаковать вещи». И Багосора нехотя отменил приказ[743].

Из рассказа Русесабагины следует, что своим спасением 23 апреля беженцы в «Миль колин» были обязаны кому-то из высшего руководства ВСР и что он звонил исключительно руандийским военным. Однако в интервью «Human Rights Watch» в 1998 г. он сообщил, что связывался также с генеральным директором МИДа Франции[744]. Трудно сказать, насколько важную роль сыграло зарубежное давление в данном случае, однако известно, что Русесабагина при активном участии некоторых беженцев, имевших связи с политическими и общественными кругами других стран, пытался привлечь к ситуации в отеле внимание мировой общественности и государственных деятелей. Он рассылал факсы с просьбой о помощи в ООН, Белый дом, МИД Бельгии, на Кэ д’Орсэ и самым авторитетным международным организациям[745]. 26 апреля из отеля был отправлен отчаянный призыв в адрес «Oxfam»: «В Кигали убийцы ищут тех, кто спрятался, и убивают их. Вчера они убили 70 человек в Ньяминамбо[746] (детей, стариков, беременных женщин). Никого, особенно тутси, не пощадили… Нас в этом отеле 500 человек. Нас охраняют здесь шестеро солдат, но уже делались попытки убить нас. Сделайте что-нибудь как можно скорее»[747]. В тот же день 26 апреля укрывавшийся в «Миль колин» известный руандийский журналист Томас Камилинди в интервью МФР описал тяжелые условия жизни в отеле, в частности, отсутствие воды[748]. И такие усилия начинали давать эффект.

Благодаря широкой международной огласке в начале мая ряд зарубежных стран выразил готовность принять несколько десятков беженцев из «Миль колин», однако операция по их эвакуации 3 мая провалилась, а 13 мая интерахамве предприняли новую попытку нападения на отель. В 10 часов утра к Русесабагине пришел сотрудник руандийской военной разведки лейтенант Ирадакунда, которого он знал совсем немного, и между ними состоялся следующий разговор:

«“Послушайте, Поль, – сказал лейтенант. – Мы собираемся напасть на вас сегодня в 16:00”.

“Кто? – спросил я. – Сколько их?”

“Я не знаю подробностей”.

“Они придут, чтобы убить, или они придут, чтобы очистить отель?”

“Я не знаю подробностей. Не спрашивайте меня, что делать. Но я говорю вам это как друг: в 16:00”.

И с этими словами он повернулся и ушел».

До появления интерахамве оставалось шесть часов. И снова, как и 23 апреля, Русесабагина принялся звонить, но теперь уже представителям властей различных стран с просьбой употребить все их влияние, чтобы заставить милицию отказаться от атаки или, в крайнем случае, убедить руандийские власти послать к отелю хорошо вооруженных жандармов или военных. Он связался также со своими боссами в “Sabena”, которые пообещали использовать свои связи с французским правительством. Время неумолимо двигалось вперед. Ожидание было мучительным. «Когда пробило 16:00, – пишет Русесабагина, – я стоял у входа и ждал. И ничего не произошло. Не было видно никаких толп, собиравшихся за бамбуковой оградой. Возможно, задержались руководители. Или, возможно, лейтенант ошибся на час. Стрелки миновали 17:00. А затем 18:00. Солнце уже зашло, и все было тихо. Я не расслаблялся. По-видимому, один из моих телефонных звонков все же достиг цели, но я не мог быть уверен, какой именно, и он, вероятно, давал лишь временную отсрочку. Примерно в 22:00 снаряд из гранатомета врезался в южную стену чуть выше второго этажа. Он пробил отверстие в стене лестничного пролета и выбил стекла в номерах 102, 104, и 106, но никого не ранило. Я приготовился к нападению, однако этот выстрел оказался единственным»[749].

Если при угрозе нападения 23 апреля Русесабагина использовал в основном внутренние каналы, то 13 мая – международные. Свою роль сыграли и его «бельгийские связи». Возможно, не меньшее значение имело и его обращение в Госдеп США, представитель которого пригрозил руандийским военным, что их будут считать «лично ответственными, если что-то случится»[750]. В итоге всех этих усилий Русесабагины, когда МООНР сумел, наконец, договориться о поэтапном обмене беженцев из правительственной зоны Кигали на беженцев из зоны РПФ, именно постояльцы «Миль колин» были эвакуированы в первоочередном порядке и раньше других. Более того, отель оказался единственным действительно безопасным убежищем в стране в период геноцида, ибо все, кто укрылся в нем, остались в живых. И в этом неоценимая заслуга Поля Русесабагины, «руандийского Шиндлера», как порой называют его.