Делал он это легко и с добровольного согласия другой стороны. Хотя по большей части те, кто давал, знали, что он не отдаст. Миша не был способен кинуть, тем более надуть. Он не способен был на обман. Не то, чтобы он никогда не врал. Напротив, врал он постоянно, но легко и красноречиво. Если он и обманывал, а он все-таки делал это, то обманывал по-детски непосредственно, наивно, и ни у кого язык не поворачивался назвать его обманщиком. Миша и обманщик? Да вы что! У него же душа ребенка! Чистая и открытая! Не будете же вы обвинять в обмане карапуза, который с выпученными глазами и брызгая слюной будет вам самозабвенно рассказывать, что он только во дворе видел самую настоящую Бабу-Ягу?

Миша — сказочный принц из «Тысячи и одной ночи». Девушки из его группы рассказывают про него фантастические вещи. Что он пачками затаскивает наивных девчонок в свой вертеп и творит там такие с ними вещи, что даже язык не поворачивается рассказать об этом. Вахтерши и вахтеры им подкуплены. Стоит любой красавице сказать: «К Мише!», как перед ними угодливо распахиваются двери. Встречают чуть ли не с поклоном. Никаких документов не требуют. Даже свидетельства о рождении. Что является грубейшим нарушением общежитского распорядка. Скорей всего, это вранье. Или точнее, преувеличение. Вахтеры и вахтерши, действительно, были очень благосклонно настроены к Мише. Остальное же гипербола. Есть русские богатыри. Почему бы и не быть восточным богатырям? А богатырей любят. Миша — богатырь и красавец. Глаза с восточной поволокой. Ростом за два метра. Чуть ли не с пеленок занимается классической борьбой. И гопники никогда не решаются у него просить закурить. И вообще обходят стороной. Наглость не всегда отрицает разумность.

В «пятерке» Миша на привилегированном положении. Еще учась на рабфаке, он получил отдельную комнату в конце коридора. Такой привилегией пользовались только аспиранты и семейные. Если бы среди студентов были лауреаты Нобелевской премии или племянники членов Политбюро, и то они не могли бы рассчитывать на подобное. Комната на четверых, а для старшекурсников — на двоих. Что сразу бросалось в глаза каждому, зашедшему в Мишину комнату, это поистине султанская кровать, занимавшая почти всю комнату. Оставалось лишь место для стола у окна и пары стульев. И прикроватная тумбочка, само собой. Это были две однушки, сдвинутые вплотную. Даже у самого наивного юноши, попавшего в Мишину комнату, возникали в воображении картины восточных оргий, плотских утех эмиров и султанов с прекрасными гуриями. Не меньше удивления вызывал и холодильник, который втиснулся в самый угол возле стола. Холодильники были только на кухне. В студенческих комнатах, во-первых, не положено, а во-вторых, и было бы положено, так на какие мани-мани. Даже при самом богатом воображении представить холодильник в студенческой комнатушке было невозможно. Кто-то даже протягивал к холодильнику руку, чтобы убедиться, что это не галлюцинации.

Стипендии Миша не получал. И само это слово было для него далеко и чуждо, как туманность Андромеды. Но к его счастью, многие другие получали стипендию. Некоторые даже повышенную. Было непонятно, как Миша вообще держится в университете, сдает зачеты, экзамены, правда, с многочисленными хвостами, пересдачами, объяснительными в деканат, искренними заверениями, что с этого дня он… да они не узнают даже его…

Как все, Миша, когда придет время, получит диплом.

На первой паре его обычно не бывало. Всем было понятно почему: и студентам, и тех, кто учил студентов. Обычно появлялся к концу первой пары. Мягко ступая, проходил в конец аудитории, улыбаясь всем и никому, садился, делал вид, что внимательно слушает и конспектирует, а потом засыпал. Но делал это по-восточному очень деликатно.

Со стороны, по крайней мере, с кафедры, понять, что он спит, было довольно трудно. К тому же для многих преподавателей содержание лекции гораздо важнее, чем реакция студентов.

Сидит студент, козырьком ладони прикрыл глаза — жест, означающий, что он глубоко задумался — и что-то пишет. Для преподавателей в радость видеть таких студентов. Товарищи по группе понимали, что у Миши была очередная бурная восточная ночь. Двое одногруппников ему завидовали. А девушки негодовали, но в душе.

Никогда и никому Миша не рассказывал о своих похождениях, не называл имен, даже намеков не делал. Это для него было табу. И когда речь заходила о девушках, он деликатно молчал. Все девичьи рассказы об этой стороне его жизни складывались из домыслов, фантазий и явного гиперболизма, что вообще характерно для женской натуры.

Миша исчезал порой на день, на два, на неделю. Это значит, что он уезжал на сборы или на соревнования. Спортсмены в вузах всегда ценились, поскольку их победы добавляли славы вузу. Это пропуском не считалось. Всё же защищает честь университета. И можно в обкоме партии отчитаться о спортивных достижениях и славных победах. Конечно, это знаний студентам-спортсменам не добавляло.

К каждому зачету или экзамену Миша приходил со стопкой листов, исписанных бисерным почерком. Это были белые листы, на которых печатали машинистки. Почерк был его. Проверяли. На листках были ответы на вопросы зачетов или экзаменов. По порядочку, к каждому билету, в строгой последовательности. Потом на экзамене он находил нужный листок и с ним отправлялся для ответа.

Деньги имеют свойство ходить по рукам и не прилипать к ним. За редким исключением. От покупателя к продавцу, от того, кто занимает и кто отдает долг, от кассира заводской кассы в мозолистые руки заводского пролетариата. В университетской кассе — к студентам, аспирантам и преподавателям с обслуживающим персоналом. В студенческой среде денежный оборот происходит быстро. Иногда деньги исчезают за день. У бережливых хватает на неделю. Редко кто растягивает на месяц. Выручали домашние припасы, строгая экономия на всем и жесткая диета.

Спрашивать вернуть долг как-то считалось зазорным. Боишься показаться жадным. Ценилось гусарство, этакое расшвыривание денег. Ничего не жалко, всё до копейки спущу! Пошел в РЗД (так звался ресторан «Золотая долина») и за вечер спустил всю стипендию. Разумеется, с парой-тройкой друзей и незнакомыми юными дамами. Тогда тебе, братан, уважуха и респект. Широкая русская натура, ничего для друзей не жалко. О таких рассказывали, истории передавались от поколения к поколению, и на таких смотрели восторженно, как смерды на Илью Муромца, который в любое время готов положить душу за други своя. А деньги что? Мусор! Такое случалось крайне редко. Но случалось. Большинство выбирало золотую середину.

Поскольку потребовать вернуть долг было не комильфо, старались не давать в долг. Или давать, скрепя зубами, когда уже отвертеться невозможно. Так сказать, взяли за