Не припомнятся такие, кому бы стипендии хватало от одного получения до другого. Может быть, они и были, но, значит, слишком таились и на общем фоне были незаметны. И какие же нужно иметь способности, чтобы благополучно существовать от стипендии до стипендии!

Многим приходилось выходить, как говорится, с протянутой рукой. Причем, в прямом смысле. Это было потрясением для новичков. Но вскоре каждый из них делал величайшее открытие для себя. Сначала изумлялся, потом смирялся, потом сам становился таким же. Денег-то, оказывается, ни у кого нет. Непонятно, как ездят в автобусе, кушают в столовой, покупают шмотки время от времени и отмечают праздники. А еще некоторые ходят в кинотеатр. Кто-то даже признавался, что побывал в зоопарке. А еще и покупали общие тетрадки, книжки, а девушки и косметику.

Миша брал деньги в долг, разумеется, без отдачи, виртуозно, с ловкостью фокусника. Может быть, он знал какой-нибудь магический заговор или владел гипнозом. Те, кто ему давал в долг, тут же начинали раскаиваться и недоумевать, как же это вышло, ведь не давать Мише в долг, стало их жизненным принципом, одним из столпов мироздания. Какой же черт их подтолкнул в бок? Что за наваждение?

Все кругом говорили одно и то же, что Миша деньги, взятые в долг, никогда не возвращает, что скорей Дунай со всеми другими реками и их притоками потечет вспять в горы, а небо со всеми звездами и луной упадет на землю, чем Миша отдаст долг. Сравнение было слишком красочное, пышное по-восточному и скорей всего исходило от самого Миши. Но давали и даже уговаривать особо не требовалось. А потом спохватывались. А тут даже уговаривать не потребовалось. Миша как бы между делом, мимоходом, как о чем-то незначительном спросил про деньги и даже не пообещал, что вернет, а рука уже сама, предательница, нырнула в карман и вытащила оттуда и протянула пятерку, денежку, на которую возлагались такие надежды. Всё рухнуло вмиг, какое-то помутнение сознания, что-то похожее на гипноз и даже колдовство. Миша ухе уходил в прекрасное далеко своей упругой походкой барса, бросив несчастную жертву, растерянную и вопрошающую себя «Что это было сейчас?»

Не всегда так получалось. Стоит студент у кассы за сорокарублёвой стипендией, а в коридоре его уже поджидает однокурсник или однокурсница, с горящими от голода очами. А богатое воображение рисует обед в студенческой столовой, где и первое, и второе, и десерт. Как тут откажешь в какой-то десятке? Кем ты будешь после этого? А если твой товарищ на этом же самом месте скончается от голодных колик? Ты же потом всю жизнь будешь винить себя и посыпать голову пеплом, считая себя последним злодеем.

Или в магазине. Пошел ты в магазин, а твой безденежный товарищ ходит с тобою рядом, чуть ли не под ручку. Он голоден и верит в человеческую доброту и справедливость мироустройства.

Купил себе тапочки. А товарищ твой пересчитывает в потной ладони медяки. Какой-то пятерки не хватает на тапочки. А как без тапочек в общежитии? Без тапочек никак! Какое же сердце не дрогнет! И дашь в долг безвозвратный, но с горячими уверениями, что как только, так сразу, век воли не видать, да честней человека еще не бывало.

Думать, что Миша был беспринципным человеком, совершенно неправильно. Поэтому иной раз у него случались осечки. По его вине. И он нисколько не стыдился этого. В первом семестре первого курса, когда дали стипендию (а Миша, напомним, никогда ее не получал), он отправился, как он сам говорил «волка ноги кормят», на счет у кого-нибудь что-нибудь подзанять. Студенты, получив стипендию, теряли всякую бдительность, чувствовали себя чуть ли не миллионерами и несколько денежных купюр представлялись им неслыханным богатством. Появлялся Миша. Конечно, совершенно случайно, как lupus in fabulis, волк из басни. Ведь волка же ноги кормят. И не надо было обладать особой проницательностью, чтобы знать, где деньги пахнут.

— Привет! Как дела?

То сё, третье — десятое. Миша говорил на отвлеченные темы, и жертва теряла всякую бдительность. Миша улыбался, был сама благожелательность. У жертвы создавалось впечатление, что для Миши он самый близкий человек. Если понадобится, то он пойдет ради тебя в огонь и воду, ценой собственного здоровья, а, может быть, даже жизни спасет тебя. Так между делом, как о чем-то мелочном, досадном:

— Ты на пару дней десяточку не займешь?

Занимали. Но порой бывали осечки. Иногда и хищник промахивается и упускает жертву.

— Миша! Так я тебе уже пару раз занимал, — усмехнулся второкурсник. — И всё никак не могу дождаться отдачи. Мне ты уже двадцать рублей должен. И тоже на пару недель говорил. А уже пара месяцев прошло. Мне, конечно, не жалко десятки, но…

Миша удивлялся, потом расплывался в широкой улыбке. В ней были детская непосредственность и восточная хитрость.

— Отдам! Сразу же всё и отдам!

Но понятно, что это уже не проходило. Миша чувствовал, что тут уже ничего не обломится. И нужно искать другую жертву.

На этот раз он натолкнулся на Толю, который вышел из комнатки, где была касса.

— Дружище! Ты говорят на семинаре по философии такой доклад прочитал, что Фофанов чуть ли не до потолка прыгал. Теперь ты у него в любимых студентах будешь ходить. У нас ты самый умный в группе. Да-да! Это честно! Никакой лести! Да я и льстить не умею.

Толе несколько неприятно было такое. Ничего сверхъестественного он не совершил. И всё-таки это приятно, когда говорят с таким воодушевлением, искренностью. Толя пожимал плечами, морщился, застенчиво улыбался, но остановить Мишу не мог.

Миша не был бы самим собой, если бы тут же не нашел жертву. Он был хороший охотник. Это был, как сказали бы старушки, лядащий второкурсник. Худой, несуразно сложенный. Он был сгорблен и меланхоличен. Но всё же полученная стипендия озарила его облагороженный лекциями и семинарами лик слабой улыбкой. Конечно, не в деньгах счастье. Но когда они есть как-то легче ощущать себя счастливым.

Миша положил свою медвежью лапу ему на плечи. Знак особого расположения, который нельзя не почувствовать. Второкурсник еще больше прогнулся в спине и коленях, как будто ему на плечи забросили не руку, а мешок сахара. Причем сделали это без спросу. Лицо Миши сияло, как пряжка солдатского ремня перед приездом генерала. Со стороны любой бы решил, что он встретил самого лучшего друга. И с этим другом он хоть куда, хоть в разведку, хоть на необитаемую планету. Хоть сейчас. А если будет такая нужда, то готов и пожертвовать ради