Фридрих Ницше

Мы все умираем. Цель не в том, чтобы жить вечно. Цель в том, чтобы создать нечто бессмертное.

Чак Паланик44

Но насколько эффективны эти ритуалы в нашем постиндустриальном обществе? Не превратились ли они в нечто пустое и бессодержательное?

В век нарциссизма, когда люди думают только о собственном благосостоянии, правит гедонизм. Многие пользуются снотворными таблетками, антидепрессантами или «Прозаком». Что говорит о нашем обществе такая зависимость от лекарств? Почему люди ищут забвения в наркотиках?

Пустота, состояние отчуждения, одиночество стали бедой современного мира. Чувство общности, столь распространенное в доиндустриальном обществе, теперь почти утрачено. Многие важные ритуалы, некогда связывавшие людей одной культуры, исчезли. В наш век нарциссизма все решают эгоистический материализм и нерушимая вера в науку и технологию.

В таких условиях представления о страданиях, умирании и смерти оказались оттеснены на периферию культурного опыта. Однако этим мы оскверняем самое святое, что у нас есть. Построенная на всеобщем отрицании смерти массовая культура с куда большим рвением, чем прежде, старается изгнать из нашей повседневной жизни любые мысли об умирании и смерти. Однако то, что мы вытесняем из сознания, проявляется в завуалированной форме в наших сновидениях, грезах и фантазиях. Создавая культуру отрицания смерти, мы не формируем устойчивого менталитета, а находим лишь временное успокоение, и то – прибегая к помощи лекарств.

Развитие медицинских технологий способствовало оттеснению страха смерти на периферию сознания и деперсонализации ее переживания. При том, что смерть страшна сама по себе, еще больший ужас вызывают особенности умирания в современном обществе. Этот процесс стал унизительным, обезличенным и бесчеловечным. Как утверждал швейцарский писатель Макс Фриш: «Технология – это способ организации Вселенной, отменяющий необходимость ее познания людьми». Медицинские технологии повлияли на нас таким образом, что некоторых страшит не сам факт окончания жизни, а то, как эта жизнь закончится. Американский архитектор Бакминстер Фуллер заметил: «Люди обзаводятся правильными технологиями, но по совершенно неправильным причинам».

Технология пришла на смену ритуалам и привела к механизации смерти. Умирающие считаются оскверненными, заклейменными, второсортными людьми. К ним не прислушиваются, их не воспринимают всерьез. Их время прошло. Ситуация усугубляется тем, что считается, будто умирающие люди оказывают пагубное влияние на окружающих: мы стараемся ограничивать и «дезинфицировать» их жизнь так, чтобы они не могли подтолкнуть нас к осознанию той реальности, про которую мы не хотим ничего слышать. Технологический прогресс только способствует этому, культивируя разъединение, отчуждение и деперсонализацию.

Прятать смерть и исключать ее из повседневной жизни становится все проще, потому что процесс умирания происходит теперь не дома, а в больнице. Сестра милосердия Флоренс Найтингейл еще столетие назад назвала эту тенденцию «довольно странной, если учесть, что главный принцип работы больниц заключается в том, чтобы не навредить больному». В доиндустриальном обществе человек умирал дома у всех на виду, окруженный заботой родных и близких, как в случае с моей бабушкой. Это было неотъемлемой частью жизни. Однако в постиндустриальном обществе бремя заботы об умирающих возложено на медиков. Умирающие находятся в стенах больниц или специальных лечебных учреждений для хронических больных. Если раньше родственники и друзья умирающего находились рядом с ним, провожал его в последний путь, то теперь они почти не участвуют в этом процессе. Как говорил киномагнат Сэмюэль Голдвин: «Больница – не лучшее место для того, чтобы болеть». И с этим не поспоришь. Тем более мало кого привлекает перспектива умереть в больнице. Передача умирающих в «заботливые» руки медиков с их широкими возможностями и оснащенностью медицинским оборудованием в наши дни стала повсеместной практикой. Считается, что в больнице об умирающем позаботятся лучше. Но за рациональными объяснениями того, почему мы отдаем умирающих на попечение врачам, скрывается иное: на самом деле мы просто не желаем изо дня в день наблюдать мучительный процесс их ухода. Мы предпочитаем, чтобы смерть была надежно укрыта от нас за стенами лечебного учреждения, поскольку в этом случае нейтрализуется наш страх смерти и умирания. Помните историю Сиддхартхи?

УПРАВЛЕНИЕ СМЕРТЬЮ

В больнице смерть превращается в управляемый технологический процесс. Страдания умирающего скрыты от глаз окружающих, поскольку он изолирован в больничной палате. Но если широкая публика избавлена от вида смерти, то медперсонал наблюдает ее изо дня в день. Медикам приходится бороться с собственными тревогами, оживающими каждый раз при общении с умирающим. Им приходится, так или иначе, управлять своим страхом смерти.

Психоаналитик Изабель Мензис, проводя исследование среди больничных сестер-сиделок, ухаживающих за серьезно больными или умирающими пациентами, заметила, что их работа была организована таким образом, чтобы максимально сдерживать и модифицировать эмоциональную напряженность. В медицинском учреждении считалось, что, если между медсестрой и пациентом установятся слишком близкие отношения, то в случае смерти пациента медсестра будет сильно страдать. Поэтому круг обязанностей медсестер был ограничен всего несколькими заданиями, но для большого числа пациентов, что почти полностью исключало возможность тесного контакта с кем-то конкретным из них. Такой подход способствовал развитию культуры разъединения, отчуждения и деперсонализации. По наблюдениям Мензис, никто даже не пытался напрямую работать с проблемой страха смерти и учить медсестер справляться с тревогой более здоровыми психологическими способами. В работе Мензис раскрывается, как медицинские учреждения пытаются укрепить дисфункциональные методы отрицания смерти. И ведь ее тревожные наблюдения актуальны по сей день. Именно в среде больничного персонала наиболее живуче представление о том, что, если человек стар и болен, то он обязательно выжил из ума.

Ситуация усугубляется тем, что многие профессиональные медики рассматривают смерть как поражение и неудачу на личном и на профессиональном фронте одновременно. Смерть считается признаком некомпетентности. Ведь докторов учат продлевать жизнь, а не работать с умирающими.

Поэтому совсем не удивительно, что не только медсестер, но и многих докторов не учат разговаривать с пациентами, особенно на тему смерти. Чтобы не нарушить свой внутренний комфорт, эти хранители жизни прячутся в профессиональную скорлупу отчуждения, отрицания и деперсонализации. Я бы хотел привести отрывок из книги хирурга, специализирующегося на пересадке печени, Полин Чен «Последний экзамен» (Final Exam): «На протяжении почти пятнадцати лет учебы и практики я неоднократно сталкивалась со смертью. Мои коллеги и учителя учили меня сдерживать или подавлять общечеловеческие чувства по отношению к умирающим пациентам, словно это помогло бы мне стать более квалифицированным доктором». Она описывает, как в предсмертный час доктора занавешивают кровать больного и быстро исчезают, оставляя родственников наедине с умирающим близким.