Всхлипывая и посекундно оглядываясь на темную стену леса, яподползла к распростертому на земле телу Вадима и положила голову ему на грудь.Не дышит, не дышит, черт возьми! А волосы еще влажные, высохнуть не успели.Рекой пахнут… Прости меня, Вадик, что я не любила тебя.

Маша, возможно, да, но я… Понимаешь, у меня есть Максим . Онузнал обо мне такое, что… Нет, не буду об этом, слишком больно… Потерпи,Ваденька, потерпи, дорогой… Я не оставлю тебя. Ты добрый, хороший, а я — нет,потому что я", я…

Потому что я занималась проституцией почти восемь лет,потому что через меня прошли тысячи мужиков, потому что я обманом проникла вдом Виталия Ивановича и.., мамы. Потому что я.., лгала тебе…

Ухе не думая о том, что в спину мне могут выстрелить в любоймомент, спотыкаясь и падая на каждом шагу, я с трудом поволокла грузное тело кмашине. Я вся была в крови — волосы, лицо, руки.

Платье висело лохмотьями, босоножки пришлось сбросить иоставить на берегу — высокие каблуки только мешали. Запихнув его кое-как назаднее сиденье — не влезал ведь, дверца мешала! — я отдышалась немного,села за руль, включила зажигание и сказала грустно:

— Ничего, Вадюха, держись. Скоро приедем.

Спасибо тебе за все!

Как я вела машину, не помню. Благо, до пансионата было рукойподать. У ворот КПП я остановилась и нажала на сигнал.

…Очнулась я от резкого запаха нашатыря.

Кто-то открыл переднюю дверь и попытался вытащить меня измашины. Сопротивляясь, я вцепилась в руль.

— Машенька, приди в себя. Это я, Толик, — раздалсязнакомый голос. — Ты можешь идти?

Бросив на Толика безразличный взгляд, я помотала головой.

— Маша, я уже позвонил твоему отцу. Через несколькочасов сюда приедут наши люди. Давай, я тебе помогу, хочешь?

Повернувшись к Вадиму, я погладила его по голове и, едваразлепив губы, прошептала:

— Вадик, милый. Ты слышал, что сказал Толик? Он сказал,что скоро сюда приедут наши люди. И папа приедет, я знаю. Только к чему всеэто?

Ведь тебя больше нет…

Толик потянул меня за руку и заставил выйти.

Я с ужасом наблюдала за тем, как к воротам пансионатаподъехала «скорая помощь». Вадима положили на носилки, закрыв его лицо грязнымпокрывалом.

— Подождите, — сказала я и подошла поближе.

Один из санитаров понимающе посмотрел на меня.

— Вы хотите попрощаться?

— Да, если можно.

— Конечно, конечно.

Приоткрыв покрывало, я поцеловала Вадима в лоб. Лоб былсовсем холодный, неживой.

— Это ваш жених?

— Не знаю. Говорят, что я его любила и даже собираласьза него замуж, — пробормотала я.

Санитар удивленно пожал плечами и, кивнув напарнику, понесносилки в машину.

Проводив «скорую помощь» глазами, я подошла к Толику,собираясь попросить его, чтобы он проводил меня в корпус. Но тут за спинойраздался рев милицейской сирены. Канареечного цвета «уазик» остановился рядом синомаркой Вадима.

— Машенька, ты ответишь на несколько вопросов, ивсе, — сжал мою руку Толик.

— Но я не хочу…

— Маша, так положено. Подожди немного, приедет отец исо всем разберется. Он найдет тебе лучшего адвоката.

— Адвоката?! А зачем он мне нужен?

— Возможно, тебя будут подозревать.

— Меня? В чем?!

— Я сказал: возможно. Сама знаешь, какие бываютследаки. Если тебя спросят, чем вы с Вадимом занимались у реки, скажешь, чтоприехали покупаться. Смотри, не ляпни ничего лишнего.

Допрос, на мое счастье, оказался простой формальностью:фамилия, имя, отчество.., месторождения и место жительства.., цель приезда вМоскву… Более серьезные вопросы были оставлены на потом.

Мы с Толиком сидели в моем номере и вяло потягивали виски.Глядя на вещи Вадима, то и дел". попадавшиеся на глаза, я с трудомсдерживала рыдания.

— Маш, что же произошло? — наконец спросил Толик.

— Не знаю. Кто-то выстрелил Вадиму в голову.

— Но кто?

— Я не видела никого. Только выстрелы слышала, вернее,не выстрелы, а какие-то щелчки.

Я не понимаю, почему меня не убили? Почему?

Почему? Почему? — Бокал полетел в стену и разбилсявдребезги. На стене осталось мокрое пятно.

— Маша, успокойся. — Толик погладил меня потрясущемуся плечу. — Сейчас приедет твой папа и все будет нормально.

— Что будет нормально? — !

— Ну, все…

— Что все, если Вадима уже не вернешь?!

— Неужели ты так сильно его любила?

— Тебе-то какая разница?! Он был отличным парнем, атеперь его нет!

Толик достал из бара новый бокал, наполнил его виски ипридвинул поближе ко мне.

— Маш, выпей еще. Тебе успокоиться надо.

Кивнув, я сделала большой глоток и, закашлявшись, уткнуласьТолику в грудь.

— Маш, — ты вся в крови, — тяжело задышалон. — И платье, и руки, и лицо. Может, помоешься? Отец ужаснется, еслиувидит тебя в таком виде.

Я опустила голову и, едва отрывая ноги от пола, шаркая, какдревняя старуха, медленно побрела в ванную. Включив горячую воду, села набортик и закрыла глаза. Шевелиться не хотелось. Совсем.

Хотелось есть, как всегда, и.., поскорее увидеть папу.

— Маша, ты что? — В ванную зашел Толик. —Вода перельется!

Закрыв кран, он заставил меня встать и принялся раздевать.Снял платье, похожее теперь на грязную рваную тряпку, расстегнул бюстгальтер,стянул трусики, провел тыльной стороной ладони по моей груди, помедлил немногои, подняв на руки, посадил в ванну. Взял мочалку, намылил ее и стал теретьосторожно — руки, плечи, живот.

Я испытывала к нему отвращение, но возмутиться, оттолкнутьот себя этого негодяя не находила сил. Танечка, Танька ведь это он, он убилтебя, он, он, он…

— Посмотри, даже вода стала красной.

Голос Толика вернул меня к действительности.

— Это кровь Вадима, — равнодушно ответила я.

— Маш, давай выбросим твою одежду. Зачем тебе лишниеследы?