– Моя сильная, такая смелая девочка… Ты самая красивая…

Она выдавила грустную улыбку.

– Даже в этом? – кивнула на смятую в руке ткань.

– И в этом, котенок. В любой одежде… – он едва не добавил «и особенно без нее», но сдержался. Не то место и совсем не подходящее время. Ей многое надо пережить и осмыслить, снова научиться доверять ему. Поверить. Хотя бы попробовать это сделать. А все остальное подождет.

Подтолкнул ее к двери ванной комнаты.

– Переодевайся, маленькая. Будет не очень красиво, если я опоздаю на лекцию.

Перед поворотом на аллею, ведущую к институту, девушка попросила остановиться.

– Мне, наверное, лучше выйти здесь…

Кирилл нахмурился.

– Это еще почему?

Катя представила множество любопытных взглядов, которые окажутся неизбежными, если она выберется из машины Кирилла. У всех на виду. И последующие разговоры.

– У тебя могут быть проблемы…

Мужчина развернулся к ней. Глаза в глаза. Снова – такой серьезный, что сердце сразу заныло.

– Милая, у меня УЖЕ проблемы: я причинил боль самому дорогому человеку. Самому важному в моей жизни. Прошедшие два года… Их не стереть и не забыть. Не переступить так просто, будто не было ничего. И я пока совершенно не представляю, как все исправить… А это… – он кивнул в сторону института, – меня мало волнует.

– Но ты же понимаешь… что будут говорить…

– Я понимаю, что не могу снова потерять тебя. Не хочу.

Он помолчал, а потом добавил, коснувшись кончиками пальцев порозовевшей щеки:

– Мы не сделали ничего неприличного, котенок… Нет повода ни стыдиться, ни прятаться.

– А если кому-то не понравится, что мы… вместе…

– Это нравится мне. И тебе… надеюсь… Все остальное неважно. Вообще неважно.

Он притянул ее к себе, и Катя тихонько вздохнула, утыкаясь носом ему в шею. Стало теплее. Немного легче. Несмотря на давящую тоску внутри, действительно нравилось находиться рядом. До сих пор. Вот так: чувствовать горячую ладонь, сжимающую ее пальцы.

Кирилл задержал ее при выходе из машины.

– Поужинаешь со мной сегодня?

Катя покачала головой.

– Нет.

Он помолчал, потом осторожно уточнил:

– Не хочешь?

Ответ дался нелегко: на язык просились совсем другие слова. Она почти была готова согласиться и провести день в волнующем ожидании предстоящей встречи.

– Не могу. Слишком быстро. Я два года запрещала себе даже думать о тебе. А теперь просто не могу в один момент обо всем забыть. Прости.

Мужчина больше не удерживал ее руки, но перед тем, как захлопнулась дверь машины, тихо окликнул:

– Катя, – поймал ее расстроенный взгляд. – Я люблю тебя. И не надо ни за что извиняться.

Она все-таки пожалела, что отказалась от ужина с Кириллом, сразу, едва вышла из его машины и оказалась в стенах университета. Внушала себе, что нельзя столь откровенно демонстрировать собственные чувства, которые мужчине и так очевидны. Ей следовало обижаться и находиться как можно дальше от него, хотя бы какое-то время. Наверное, это было бы правильно, но хотелось совсем другого. Не корпеть целый вечер над учебниками в своей одинокой комнате – парить на крыльях мечты, ожившей так внезапно.

Катя боялась опять впускать его в свою жизнь, а не впустить – не могла. Предвкушала боль – неизбежную – потому что они не смогут в одно мгновенье забыть обо всем случившемся, не сумеют в одночасье усмирить разбушевавшуюся стихию в жизни, но эта боль была желанней пустоты и одиночества. Вот только как ЕМУ об этом сказать?

Импульсивная выходка, допущенная накануне, принесла свои плоды. Катя почти физически ощущала останавливающиеся на ней взгляды одногруппников, напряженный шепот за спиной, но не представляла, что с этим делать. Следовало извиниться хотя бы за свою несдержанность в отношении декана, но слова не подбирались. Девушка не могла придумать ни одной причины, уместной для объяснений. И снова сбежать с предстоящей лекции было нельзя, чтобы не вызвать еще большего количества разговоров.

Стало легче, лишь когда ее коснулся теплый, внимательный взгляд профессора. Кирилл не улыбался, но все прекрасно понимал. Ободрял, и явно не собирался ни за что осуждать.

Катя решила дождаться конца пары и все-таки извиниться. Даже если он не ждет этих слов, избавить их обоих от болтовни окружающих.

– Прежде чем мы приступим к занятиям, хочу затронуть один вопрос. Я понял, что многих из вас это волнует, поэтому считаю нужным дать некоторые разъяснения, хотя и не одобряю подобного любопытства. Возникший вчера инцидент между мной и Екатериной Радневской находится целиком на моей совести. Я позволил себе вмешаться в некасающиеся меня вещи, вынуждая тем самым Катю ответить мне должным образом.

Девушка не поверила, что слышит это на самом деле. Он не мог говорить подобное, незаслуженно унижая себя перед всеми.

В аудитории стало так тихо, что слышно было даже чье-то встревоженное сопение. Десятки изумленных глаз уставились на мужчину. Все понимали, что происходит что-то из ряда вон выходящее, но никто не решался вымолвить ни слова. А Кирилл продолжал.

– Приношу свои извинения по поводу сложившейся ситуации в первую очередь перед Катей, – он коротко улыбнулся ей и вновь обернулся к остальным. – И перед всеми вами, за то, что вынудил быть невольными свидетелями моей ошибки.

Его тон приобрел настойчивое выражение.

– Поскольку своим поведением я поставил Екатерину в неловкое положение, было бы крайне неприятно слышать, как кто-то обсуждает это в дальнейшем. Рассчитываю на ваше понимание и готовность закрыть данный вопрос здесь и сейчас, не возвращаясь к нему никогда впредь.

Слушатели смогли лишь ошеломленно кивнуть, выражая свое согласие по поводу сказанного преподавателем. А Кате показалось, что в этот миг она по новой влюбилась в него. Только слишком неподходящая обстановка удержала от стремления броситься на шею. Хотелось отблагодарить единственным способом, который сейчас казался правильным, но она могла только возвратить ему улыбку. Робкую и сдержанную, как раз такую, которой положено улыбаться студентке. Пока лишь так, а все остальное пусть останется на вечер…

Ее радужные размышления прервал голос Кирилла, предложивший рассказать о выполненных дома заданиях по предыдущей теме.

Осознать, что за все годы учебы она оказалась неготовой к проверке, было неприятно: из-за случившихся событий девушка и думать забыла о помятом листке с нераскрытой темой. А теперь из-за нелепости ситуации хотелось и смеяться, и плакать, хотя в реальности можно было лишь затаиться, надеясь, что Кириллу не придет в голову спросить именно ее.