Гейба, похоже, это не слишком впечатляет, но я продолжаю говорить.

И вот что странно: сейчас я чувствую себя ужасно, мое сердце разбито, все кажется неправильным. Но язык находит ровно те слова, которые мне нужны.

– Суть не в том, чтобы ждать, когда наступит светлое завтра. Мы сами его создаем. Мы должны сами чертить шкалу истории.

– Ладно-ладно. Но прямо сейчас это «создаем» выглядит как чертова тонна никому не нужных усилий.

– Так дело-то не в результате, а в самих усилиях. Ты продолжаешь их прикладывать, потому что иначе будешь чувствовать себя ничтожеством. Как акула: они должны двигаться, иначе умрут. Мы должны сопротивляться. Просыпаться каждый день и принимать решение не сдаваться.

Я снова смотрю на экран. Замок в кружочке и крошечная круглая фотография на аватарке. Но я все равно вижу ее темную кожу. Ее волосы. Ее улыбку.

Майя ненавидит перемены, но хочет изменить мир. И никогда не молчит, если это важно.

Я и не знал, что после двух дней разлуки можно так скучать по человеку.

– Слушай, – я поднимаю глаза на Гейба, – даже если мы проиграем выборы, твоя работа важна. Все, что ты сделал. Все это важно.

– Ну да…

– Все это важно, – повторяю я. – И я не думаю, что мы проиграем. Ну уж нет. Но ты должен знать все равно.

Гейб фыркает, но на его губах появляется улыбка.

– Ты умеешь вдохновлять людей, Большой Джей. Наверное, однажды станешь отличным политиком.

Я улыбаюсь ему в ответ.

– Я знаю.

Глава тридцать четвертая. Майя

На избирательный участок я еду на своей машине. Ощущение все еще странное. Мне не нужно стоять на подъездной дорожке, ожидая друга или такси. Это моя машина. Вчерашний вечер я провела, составляя перечень мест, куда хотела бы пойти работать, поскольку могу теперь до них добраться. Barnes & Noble и Starbucks в этом моем списке находятся довольно высоко.

Там был бы и «Таргет», но я уже не уверена, как Кевин воспримет мое резюме после того, что между нами произошло. К тому же… Там бывает Джейми. Устраиваться на работу в его любимое место – так себе идея.

Стоит мне подумать о нем, как горло перехватывает. Почти месяц мы ходили по домам с агитацией, раздавали листовки, ставили знаки. И вот наступил день выборов. А мы даже не разговариваем.

Я паркуюсь у участка и несколько минут сижу в машине, открыв свой аккаунт в Instagram[33]. Утром я выложила новую фотографию. Селфи с розеткой в цветах Россума и призыв всем моим пятнадцати подписчикам: собирайтесь и оставьте свой голос. Потом я просматриваю остальные летние снимки. Завтрак на ид. Селфи с Бумером, сделанное на прошлой неделе. Кажется, у меня было лучшее в жизни лето. Майя из Instagram[34] и настоящая Майя живут на разных планетах.

Я открываю ленту Сары. После того как наша с Джейми фотография попала на все сайты, я ожидала увидеть сообщение от нее. Но она не следит за ситуацией вокруг выборов, поэтому и это событие прошло мимо нее. Странно, как то, что для одного человека – целая вселенная, для другого такая мелочь, что он ее и не видит.

Новые посты в ее аккаунте вызывают у меня улыбку. Складывается впечатление, что она работает в отделе продвижения Университета Джорджии. Вот фото кампуса со множеством фильтров, а вот селфи с символом университета, бульдогом в красно-белом наряде. Один снимок я разглядываю особенно долго. Он сделан четыре дня назад. Сара стоит рядом с моей любимой писательницей, Энджи-мать-ее-Томас. Они обе улыбаются, в руках у Сары новая книга Энджи. И подпись: «Рядом с единственной и неповторимой Энджи-мать-ее-Томас».

Я хмыкаю. Пускай мы и отдалились, мысли у нас по-прежнему одинаковые. Помедлив немного, я открываю вкладку сообщений:

Надеюсь, дела в колледже идут отлично. Мне так жаль, что мы поругались. Скучаю.

Она не начинает немедленно печатать свой ответ. Но это нормально. Я люблю Сару. Даже если мне не удастся все вернуть, это была прекрасная дружба – пока она длилась. Я не жалею, что рассказала ей о своих переживаниях.

День выборов был для меня настолько важен, столько ожиданий оказалось связано с ним, что теперь я почти готова услышать колокольный звон и увидеть россыпь конфетти по случаю своего появления на участке. Глупо, знаю. Но спортивный зал школы «Брайарвуд» сегодня в середине дня выглядит менее чем торжественно. Тут царит гробовая тишина. Вдоль одной стены выстроились электронные будки для голосования, вдоль другой – складные столы, за которыми сидят, постукивая пальцами, волонтеры. Некоторые так далеко откинулись на спинки, что, кажется, спят. У входной двери сидит полицейский. Меня встречает Ханна с униформой – специальным жилетом – в руках. Я ставлю подпись в журнале. На участке, кроме нас, только еще одна дама в строгом костюме, которая кладет свой бюллетень в урны. Больше никого.

Телефон жужжит уведомлением. Читаю заголовок во всплывающем окне: «Поправка № 28 передана в Палату представителей штата Джорджия». Открываю статью. Вообще-то мне нельзя сейчас пользоваться телефоном, но я не могу поверить своим глазам. Голосование по поправке планировалось провести только после выборов.

Однако никакой ошибки нет.

Поправка № 28 прошла на рассмотрение. Похоже, республиканцы так уверены в победе Ньютона, что уже инициировали первый этап. Первый этап превращения моей мамы в преступницу.

Звякает входная дверь. Обернувшись, я вижу пожилую женщину, которая сражается с ходунками и никак не может попасть внутрь.

«Делай то, за чем пришла, Майя». Я прячу телефон в карман. Меня позвали следить, чтобы выборы прошли спокойно. Я только что за это в журнале расписалась. Так что я иду к женщине и открываю для нее дверь.

– Спасибо, милая, – говорит она мне. – Ты просто чудо.

Пока она заполняет данные о себе, ко мне подходит Ханна.

– Здорово, что ты открыла ей дверь, – говорит она, – но наблюдателям нельзя напрямую взаимодействовать с голосующими, даже если мы просто хотим помочь.

– Ой, прости. Я поняла.

Опустив бюллетень в урну для голосования, женщина снова направляется к выходу.

– Спасибо, милая, – снова повторяет она.

– Не за что, – отвечаю я. – Хорошего дня.

– У тебя очень красивая улыбка. – Она останавливается в дверях и оборачивается, чтобы как следует меня рассмотреть. – На такую посмотришь, и кажется, что этот мир – замечательное место.

– Ох, спасибо.

– Надеюсь, у тебя будет отличный день.

Я провожаю ее взглядом, пока она ковыляет к машине. У нее на груди приколота розочка в цветах Ньютона. А на голове – красная шляпа. На ум мне приходит Кристин из офиса Дикерс. Она была похожа на эту женщину – такая же веселая и приятная – и говорила только хорошее. И все же. Эта дама. Кристин. Они смотрят на меня, улыбаются Ханне, а потом голосуют за Ньютона.

По мере того как время идет, народу становится больше. Некоторые избиратели выглядят как живой плакат в поддержку того или иного кандидата, но обычно я не могу угадать, за кого человек проголосует. Сейчас в очереди перед нами стоит и горячо перешептывается пара. Парень то и дело поднимает руки вверх.

– Могу поспорить, он ей доказывает, что может поднять ее и опустить, как штангу, – говорю я Ханне. – Определенно, у него и типаж подходящий. А она ему: «Перестань, это глупо». А он ей: «Но я правда могу!» Иначе зачем ему постоянно поднимать руки?

– Наверное, ты права, – вежливо улыбается мне Ханна, а потом снова сосредотачивается на толпе.

Моя улыбка гаснет. Потому что есть одна мысль, которую я старательно не пускаю в свою голову. Ханна классная. Замечательная. Но она не Джейми.

В пять моя смена заканчивается, и я вытаскиваю телефон. Открываю аккаунт Джейми. Пролистываю недавние фотографии – плакат в храме, несколько снимков с нашей встречи с Россумом. Смотрю на общее с ним фото. Потом идет селфи, на котором есть только мы с Джейми. И следующая фотография. На ней я улыбаюсь в камеру так, словно ничего лучше встречи с Джорданом в моей жизни еще не случалось.

Найдя этот