битый и перебитый, фактически выросший без отца и без матери. А вот везде становился душой компании, – улыбнулся Олег.

– Сегодняшний Виктор Петрович уже привык быть посреди России, – пошутил я. – А мы вот сидим посреди Москвы, и слава богу, что не на вокзале. Жить можно! Вон, в соседнем номере пьёт пятизвёздочный кумыс Давид Кугультинов.

– А-а-а! Это тот, который считает, что именно его имел в виду Александр Сергеевич Пушкин, когда писал: «Слух обо мне пойдёт по всей Руси великой, / И назовёт меня всяк сущий в ней язык, / И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой / Тунгус, и друг степей калмык».

– А что там Пушкин сказал про нас? – поинтересовался я.

– Что мы ленивы и нелюбопытны, – пошутил Олег.

– Мы ещё ничего не сделали, но уже ворчим, подавайте и нам глаженые простыни и коньяк…

– Ничего, обойдёмся, – ответил Олег и тихо стал напевать:

Спите, братцы, спите,

Всё вернётся вновь,

Всё в природе нашей повторится.

И слова и пули,

И любовь и кровь,

Времени не будет помириться…

Сегодня, оглядываясь на те безмятежные дни, когда жизнь можно было планировать на годы вперёд, я думаю, что те поэтические строчки Булата Окуджавы оказались пророческими. Так и произошло между Распутиным и Астафьевым. Уже когда не стало Виктора Петровича, Распутин с Валентином Курбатовым и Геннадием Сапроновым после поездки по мёртвой и всё ещё живой Ангаре заехали в Овсянку, постояли на могиле у своего старшего товарища. Вот уж действительно времени не нашлось, чтобы помириться при жизни…

В восьмидесятые годы Виктор Петрович Астафьев мог позволить себе многое. Износившаяся и отяжелевшая власть подыгрывала, ублажала известного писателя, разрешала говорить то, за что другим, тем, кто помельче, попросту «отрывала» головы. Выходило, надо было говорить и писать так, чтобы твое слово было услышано по всей России. И за её пределами. Но не у всех это получалось.

Иркутский писатель Евгений Адамович Суворов как-то обмолвился, что под деревом, которое взрастили над Валентином Распутиным, трудно чему-то вырасти. Попробуй за его раскидистой кроной разглядеть кого-то ещё…

Возможно, в чём-то Суворов был прав, поскольку с Распутиным они начинали вместе и, будучи студентами, жили в одной комнате. Что ж у каждого свой путь и своя судьба. Кстати, сегодня многие, кому Валентин Григорьевич давал рекомендацию о приёме в Союз писателей (таких в Иркутске было раз-два и обчёлся) или делал дарственную надпись на книгах – а он всегда это делал добросовестно и писал пожелания от души, – гордятся, что у них есть его автограф.

* * *

В 1983 году состоялась наша поездка с Олегом на семинар в Пицунду, куда нас из сибирского холода и хляби вытащили заведующий аппаратом ЦК комсомола Михаил Кизилов и всё тот же Юрий Лопусов.

Вёл семинар главный редактор «Роман-газеты», историк и писатель Валерий Николаевич Ганичев. Во время второй поездки в Пицунду, уже без меня, Олег Пащенко предложил его дочери Марине Ганичевой собрать молодых авторов на Енисее. Марина, работающая в ту пору редактором в издательстве «Молодая гвардия», поддержала его и порекомендовала Олега стать составителем сборника. И он, со свойственной ему расторопностью, приступил к делу, разослал по стране письма с предложением и просьбами присылать ему в Красноярск рукописи.

Сегодня, вспоминая те дни, мы иногда с грустью шутим, что пришли к Ганичевым кучей, сегодня же остались единицы. До сих пор я смотрю на Марину с восхищением, удивляюсь её умению ставить задачи, которые многим кажутся сложными и неподъёмными, и добиваться их выполнения. Но она каким-то чутьём и наработанным опытом знает, кто может справиться. Добавлю, что после развала издательского дела она вместе с Сергеем Ивановичем Котькало сумела наладить выпуск книг, журналов, сборников поэзии и вот уже почти пятнадцать лет проводит Международные Ушаковские сборы, московский конкурс «Гренадёры, вперёд!», которые проходят в разных странах и городах, фактически не имея стабильного государственного финансирования, помещения и положенного в таких случаях штата работников. Вот и пойми этих женщин! Марина, как и Анна Ахматова, сена не косила, воду на коромысле не носила, а скольким молодым и талантливым ребятам со всей России, и не только России, но и родной ей Украины и Белоруссии, открыла великие тайны русской истории и силу русского слова…

– Всё делается с помощью Божьей, – отвечает она, когда разговор заходит о её нынешней работе.

– Вот мы всё пишем, пишем, перевели тонны бумаги, вырублены целые леса, но в человеческом стаде больных меньше не стало, – молвил как-то ставший известным книгоиздателем Толя Статейнов. – А вот давайте на минуту представим, что нас не станет. И куда пойдут наши книги?

– Но давайте тогда будем молчать, – ответил Олег. – А кто восстановит картину того, что происходило в России, да и во всём мире в наше время?

Я вспомнил, что в его первой повести «Родичи» есть картинка: поезд протягивает себя сквозь темень, снег и ветер. Прочитав, я подумал, что все мы, пишущие, как бы протягивали себя сквозь ветер, снег, житейские неурядицы, непонимание, а порой и клевету тех людей, с которыми долгое время шли бок о бок по жизни.

– Подмечено, что радеющие за народ писатели, добившись признания и славы, авторитета, не прочь использовать, как стало модно говорить ныне, конвертировать в рубли, – не унимался Статейнов. – Ещё никто из великих не отказался от премий. Даже Распутин взял премию лагерного сидельца Солженицина.

И с чувством продекламировал:

На земле весь род людской

Чтит один кумир священный,

Он царит над всей вселенной,

Тот кумир – телец златой!

– Есть такое… – согласился я. – Книгоиздатели, в том числе и ты, сегодня с удовольствием печатают того же Астафьева и Распутина.

– Потому что у читателей есть на них спрос, – ответил Анатолий. – Мы и тебя издаем. Недавно вышел «Чёрный Иркут».

– Был у нас один известный журналист, который с иронией говорил: «Вдохновение ко мне приходит каждый раз, когда в шелесте пера я слышу шелест ассигнаций», – засмеялся я и добавил: – «Человеческую природу не обманешь». Вспомните, как Иисус обратился к толпе, желающей разорвать грешницу, сказав им: «Тот, кто без греха, пусть первым бросит в неё камень». И толпа разошлась… Есть резон спросить, а кто там судьи и чего они хотят, показывая на тебя пальцем?

* * *

В начале тёплого октября 1989 года большая группа писателей, которая присылала составителю Пащенко рукописи для общей книги «Молю прощения», приехала в Красноярск. Конечно же, все