прижимается губами к моему виску, выскальзывая из кабинки и увлекая меня за собой.

Думаю, я пойду на крошечный танцпол, который есть в этом баре.

— Колин, я не умею танцевать, — говорю ему я, но он только пожимает плечами. Я не уверена, что он меня услышал. Музыка довольно громкая, а говорила я не очень громко.

— Здесь даже песня не очень, Колин. — Если он это слышит, значит, он слышал и то, что я говорила раньше.

— Что ты имеешь в виду? — он обхватывает руками мое тело сзади, кладя подбородок мне на плечо. — Играет Sure Thing.

— Это не та песня, под которую можно танцевать, — сообщаю я ему. Очевидно, его уши не работают, как и его глаза. — Никто больше не танцует.

— Ну и что? — Он хихикает и тянет меня прямо на намеченную танцевальную площадку.

Руки Колина остаются на моем теле вместе с множеством глаз, которые смотрят на Колина и на меня. Я имею в виду, кто настолько сумасшедший, чтобы танцевать под песню, под которую нельзя танцевать.

Но я пришла к выводу, что Колину все равно, что о нем думают другие. Ему все равно, кто на него смотрит. Он просто делает то, что хочет, и наслаждается каждым ударом своего сердца.

Я закрываю глаза, боясь случайно встретиться ими с каким-нибудь незнакомцем, который смеется над нами. Хотя, похоже, никто не смеется. В моей голове они все равно смеются.

Руки Колина на моих бедрах, и я начинаю раскачиваться в довольно медленном ритме. Как только начинается припев, Колин наклоняется ко мне поближе и шепчет мне на ухо слова. И как только его голос струится через мои уши, я больше не слышу свиста его друзей. Я больше не чувствую на себе чужих взглядов.

Все, что есть, это Колин.

Он повсюду на моей коже, под моей кожей. Он во мне, опьяняет каждую частичку моего тела.

Колин стал моей зависимостью. Он как наркотик. Я сказала себе: «Только в этот раз», один поцелуй не повредит. Один поцелуй ничего бы не значил. А потом мы поцеловались. И мы сделали это снова. Еще один раз, не повредит.

А теперь это «еще раз» превратилось в постоянное повторение.

Поэтому, как только песня заканчивается, я дергаю Колина за цепочку и притягиваю его вниз, пока наши губы не встречаются.

Мой язык скользит в его рот, не заботясь о том, что за нами наблюдают люди. Плевать, что Аарон наблюдает за нами.

Колин на вкус как Кока-Кола и Колин, но, черт возьми, мне это нравится.

И, кто бы мог подумать, — бабочки вернулись.

То, как его губы скользят по моим, как его язык пробует мой, как его пальцы впиваются в кожу на моей талии, все это заставляет меня растворяться в нем.

В момент нашего поцелуя все мои чувства к нему вырываются наружу, вливая в него все влечение. Я боюсь, что вспыхну пламенем.

Вот как становится жарко, когда наши губы смыкаются.

Я ничего не хочу, кроме как отдать ему свое сердце. Я хочу больше времени с ним. Но это невозможно. Мое время уходит, мы оба это знаем. Мы оба знаем, что у меня осталось всего шесть дней, пять, если не считать дня, когда я умру.

Оставив на мгновение суицидальные мысли, я задаюсь вопросом, есть ли у меня шанс. Если есть шанс, что мы с Колином будем вместе.

Но я не должна оставаться в живых ради кого-то. Я должна хотеть жить, потому что хочу, а не потому, что мне кажется, что меня тянет к парню.

Я люблю Аарона, но не хочу ради него жить. Я должна чувствовать то же самое к Колину, учитывая, что он меня только привлекает, а не любит.

Начинает играть следующая песня, и внезапно на танцпол выходит больше людей. Здесь становится немного тесно, но я не возражаю, потому что губы Колина все еще прижаты к моим.

Я обрела покой в его поцелуях. Это как будто, когда мои губы прижимаются к губам Колина, я дома. Это кажется правильным.

Возможно, в ближайшее время нам понадобится пауза, чтобы проветриться, но я действительно не хочу этого делать. Тем не менее, мы оба все равно отстраняемся.

Его лоб приближается к моему, и он смотрит мне в глаза. У него нет ничего, кроме абсолютного восхищения ими. А если и было что-то большее, он умел это скрывать.

— Мне нравится это платье на тебе, — шепчет он мне на ухо, а затем оставляет поцелуй прямо за ним.

Я собиралась надеть джинсы и толстовку, но передумала и надела красное обтягивающее платье. Оно обнажает мои плечи и ключицы, и я думаю, что выгляжу в нем хорошо.

— Ты знаешь эту песню? — Спрашиваю я. Колин отрицательно качает головой. — И я нет.

— Хочешь сесть обратно?

— Нет. — Я улыбаюсь, переплетая наши руки.

У испанских песен всегда лучшие ритмы для танцев. Или у большинства из них, во всяком случае.

— Ты можешь это перевести?

Колин склоняет голову набок, слегка улыбаясь, но я вижу, что он сбит с толку.

— Я знаю, что ты говоришь по-испански.

Он смеется, недоверчиво качая головой.

— Кто-то немного сталкер, — говорит он. — Я никогда не говорил тебе.

— Ты называешь свою маму «Mamá». — Я поднимаю брови, глядя на него. — И ты иногда переключаешься на испанский, когда разговариваешь по телефону со своей сестрой.

Что-то проходит внутри него, как мысль, которая никак не хочет успокоиться.

— Правда? — Я киваю. — Ты серьёзно? Обычно я не переключаюсь между языками ни перед кем, кроме своей семьи.

— Почему? — спрашиваю я. Но либо он не хочет мне отвечать, либо отказывается это делать. Его глаза прищурились, одна сторона губ приподнялась.

— Ты на самом деле не захочешь знать текст Rechazame, mi sol, — смеется он и уводит меня с танцпола.

Он ведет меня обратно к кабинке, за которой мы сидели раньше, но мы не садимся.

— Мы уходим, mi sol, — шепчет он мне на ухо.

Я не отвечаю на это, вместо этого я спрашиваю:

— Что это значит?

— Что значит что? — спрашивает он в ответ.

— Как бы ты меня ни назвал. Я знаю, что ты меня как-то назвал.

Но вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, он усмехается и обращается к Аарону.

— Лучше не теряй. — Голос Колина строг, когда он кладет свою кредитную карту на стол перед Аароном. — Мне это нужно завтра.

Наверняка это из-за меня. Потому что завтра будет другой день, когда он меня куда-то отвезет. Я ненавижу это. Ну, я