class="p1">Фьёру очень хотелось побегать по горам в сгущающихся сумерках, а еще лучше в ночной темноте, но я уговорила его не рисковать.

— А если тебя поймают? — заметила я. — Они же не поймут, что ты хочешь сказать. Могут попытаться унести далеко от меня.

— Ух я им тогда покажу! Пожалеют, что попытались! — заявил малыш, но притих и устроился у костра поближе ко мне.

Я вздрогнула, ощутив нечто странное. Беспокойство? Кажется… это не мое беспокойство.

— Что–то случилось? — спросил Эроан. Мы сидели с ним в обнимку перед артефактом, как будто у костра. Так что не заметить император не мог.

— Кажется… я начинаю чувствовать эмоции Фьёра, — почему–то шепотом ответила я.

— Это хорошо. Это… полагаю, правильно, — ответил Эроан, погладив меня по плечам.

Раах посмотрел на меня серьезным взглядом, но ничего не сказал.

— Значит, поблизости сейчас фениксов нет? Никто не наблюдает, не подслушивает? И мы можем поговорить?

— Все спокойно, — заверил Эроан. — Верно, Даррэн?

— Я предупрежу, когда обнаружу чье–то близкое присутствие, — ответил маг.

— О чем ты хотела поговорить? — спросил император.

— О пожаре… Все так закрутилось тогда. Приезд Лиши, поиски флакона. Я совсем забыла спросить. В тот день, когда Лиша сообщила о приезде, я узнала о каком–то жутком пожаре в деревне, где жили богатые аристократы. Увидела, как скорбят многие в обществе. Что это было, Эроан? Как это связано с орденом?

Я сидела, прислонившись спиной к груди Эроана, поэтому отчетливо ощутила, как он напрягся. Даррэн бросал в нашу сторону мрачноватые взгляды, но не вмешивался. Делал вид, что занят наблюдением за местностью, а не за нами. Судя по всему, его напрягали наши объятия и ласковые, ободряющие прикосновения Эроана.

— Почему ты уверена, что это связано с орденом?

— Ты пытался уберечь меня от этой информации. К тому же… считай, просто интуиция. — Я решила не выдавать Тиана, по поведению которого обо всем догадалась.

Эроан вздохнул.

— Ты права, я не хотел, чтобы ты знала. Орден творит ужасные вещи. Ты боишься ордена. Ты чувствуешь свою причастность к ордену. Я не хотел, чтобы ты знала.

— Но я узнала…

— Не совсем. Ты, полагаю, уже догадалась, что пожар — это лишь прикрытие?

— Мне показалось странным, что с простым пожаром никто не смог справиться. Но если пожар устроили орденцы, большая часть вопросов сразу отпадает.

Странно, в этот момент я поймала взгляд Даррэна. Задумчивый и внимательный. Пытается понять, не вру ли, не играю? Может, я обо всем знаю и только притворяюсь, будто не хочу служить ордену?

— Они устраивают жертвоприношения, Стася.

Вот теперь напряглась я. Выпрямилась, развернулась, чтобы посмотреть на Эроана. По его лицу бегали тени, а в глазах затаилась боль.

— Зачем?

— Мы предполагаем, что орденцы взывают к Первозданной Тьме. Это их цель — вернуть Первозданную Тьму в наш мир. Сейчас ее нет, магия слишком разбавлена стихиями. Первозданная Тьма — сама смерть. Разрушение, боль — вот что такое Первозданная Тьма. Ордены считают, что если убивать, если мучить людей, причинять боль перед смертью и с ритуалами призыва, то Первозданная Тьма однажды откликнется.

В сгустившейся темноте слова Эроана звучали пугающе. А в его карих глазах из–за отражения света артефакта чудились алые отблески.

Фьёр тоже слушал внимательно.

— Эроан… — прошептала я. — А как насчет фениксов? Они сохранили Первозданную Тьму и Первозданный Свет?

По телу пробежала дрожь, сделалось зябко от собственных мыслей. Но что, если у фениксов сохранилась Первозданная магия? Тогда ведь все сходится! Понятен интерес орденцев к фениксам. И… черт возьми, понятно, откуда у них столько девчонок с поразительно чистой магией! А… вдруг они воруют детей фениксов?!

Стоп. Фениксов еще не нашли. Да и как выглядят эти фениксы? По–моему, они все же должны отличаться от людей. Или нет?

— У них есть крылья, — сказал Фьёр. — Не знаю почему, но я уверен, что у них есть крылья.

Уф. Значит, девочки в школе ордена — не фениксы. И… я тоже не могу быть фениксом. Выдыхаем. Но вполне возможно, что Фьёр потянулся к моей магии, потому что она близка по чистоте к магии фениксов?

— Может быть… я даже… почти уверен, что это так. Почувствовал, что это так, когда ты начала размышлять, — откликнулся раах.

— Я полагаю, — сказал Эроан, — что фениксы сохранили самую чистую магию, насколько это возможно. Поэтому орденцы хотят до них добраться. Возможно, планируют выяснить их секрет. Или хотят каким–то образом воспользоваться магией фениксов. Существует много… темных, запрещенных ритуалов, которые дают больше возможностей, недоступных в привычной нам магии. И все же я не думаю, что речь о Первозданной Тьме. Даже у фениксов ее нет. Уже не было сотню лет назад, когда сохранялись торговые отношения.

— О… если тогда не было, то сейчас конечно. Как я поняла, процесс идет в одну сторону — все меньше чистоты и больше стихий.

— Верно. — Эроан притянул меня к себе и снова обнял. В его объятиях стало теплее, озноб немного стих. Я глубоко вдохнула, впитывая эту энергию спокойствия, уверенности. Так приятно ощущать себя в безопасности. Верить, что Эроан защитит от любых угроз и напастей.

— Что же все–таки там произошло? — тихо спросила я.

— На жертвоприношении?

— Да.

— Орденцы ворвались в деревню. Первым делом убили магов — те были недостаточно сильны, чтобы противостоять магам ордена. К тому же, орденцы действовали неожиданно и быстро — напали посреди ночи, когда все спали. Затем выводили людей на улицу, вырезали на их телах символы, чтобы кровь стекала на алтари. В алтари они превратили нагромождения камней — на них тоже нарисовали специальные символы. Все умерли, Стася. Все.

На какое–то время воцарилась тишина. Абсолютная, потому что не было даже живого треска костра — лишь свет артефакта, не издающий звуков. Безжизненный и холодный сейчас.

— Что за ритуалы? — с хрипом спросила я. — Вы ведь видели символы. Вы разобрались, что за ритуалы используют орденцы?

— Они сами придумывают свои ритуалы — это высшее магическое мастерство. Изменяют существующие жертвоприношения, которые уже никто не использует, потому что во всех культурах, во всех королевствах это запрещено. Очевидно, на запреты этим людям плевать, но существующие ритуалы не вполне подходят. Поэтому орденцы изменяют, подстраивают под себя, каждый раз по–разному, но неизменно делая попытки