чтобы на нем разместилось под сотню людей. По центру его росло дерево вишни, изнутри которого лился мерный, изумрудный свет, освещавший озеро и границы поднимавшегося вокруг леса.

Но не это делало его волшебным. А бесконечное множество разноцветных цветов. Здесь были и те, названия которых она знала, но куда больше — удивительных и неизвестных.

— Пойдем, — и ребенок, легко перепрыгивая с одного камня на другой, повел её по своеобразному мосту через озеро.

Она почему-то знала, что если не отпустит ладонь мальчика, то не оступится, а в противном же случае… даже не смотря вниз, на водную гладь, она знала, что озеро наполняла вовсе не вода, а что-то совсем иного толка.

Когда же они ступили на порог цветочного покрова, то она не сразу вспомнила, как дышать. Перед ними росли цветы, бутоны которых являлись пламенем и ветром, цветы в форме зверей, цветы с лепестками первого детского смеха или горячей юношеской любви. Цветы луча солнца, лишь едва-едва коснувшегося полотна молодого художника, подарив тому вдохновение. Цветы трепещущего в ожидании чуда сердца. Цветы полные скорби матери, не дождавшейся сына с войны. Цветы первых капель крови, пролитых разбитой губой.

Цветы…

— Октана, — твердо произнес мальчик и вновь его слова выдернули её из круговерти видений и чувств. — Если тяжело — прикрой глаза.

Она кивнула и опустила веки.

Кто знает, сколько именно они шли по цветочному острову. Может минуту, может час, а может и целый год. Она могла поклясться вечными ангелами Светлоликого, что чувствовала под ногами лишь хруст снега, а слышала — вой зимнего ветра.

— Вот он… — прошептал мальчик. — не открывай глаза! Я попрошу остров поделиться. Думаю, он не откажет.

И ребенок начал говорить что-то, но она не могла разобрать, что именно. Лишь крепко жмурилась, так же крепко сжимала ладонь мальчика и надеялась, надеялась всем сердцем, что, как бы глупо это ни звучало, остров не откажется. Что она действительно сможет получить лекарство для дочери. Что сегодня утром не был последний раз, когда она гладила её огненные волосы, щелкала по курносому носику и обещала, что все будет хорошо. Что это не было ложью и…

— Остров чувствует твою боль, — прошептал ребенок ей на ухо и вложил что-то холодное и гладкое в свободную ладонь. — А теперь идем обратно, только не открыв…

Но она не смогла.

Её веки поднялись и первым, что она увидела, оказался чудесный цветок. Каждый из его лепестков — словно ограненный волшебником осколок горного хрусталя, но при этом не твердый, а мягкий и словно живой. В центре же бутона едва заметно билось маленькое, розовое сердце, а растущие из него тычинки напоминали лучи солнца.

— Маленький Говорящий, — прошептал, внезапно, ветер.

Цветы под их ногами зашевелились, их бутоны закачались, а сорванные лепестки закружились в танце, но не разлетались в разные стороны, а наоборот — собирались в формы и очертания тонкого женского стана. Прилетели бабочки, сложив крылья и став глазами; спустились ветви вишневого дерева, обернувшись волосами и губами, земля поднялась, став прекраснейшим лицом, а бутоны и цветы наполнились светом и обернулись телом невиданного изящества.

Через мгновение перед ней и ребенком стояла женщина, в сравнении с которой принцессы эльфов выглядели бы деревенскими простушками, а знаменитые красавицы Княжества Скальдавин и Королевства Урдаван и вовсе померкли бы в тени.

— Зачем ты пришел в мой сад без спроса, маленький говорящий? — голос её звучал шелестом летних лесов и трелями весенних птах. — Разве ты не знаешь, что говорит закон Королев про воров?

— Прошу прощения, — она чувствовала, как дрожит рука ребенка, но тот отчаянно старался не показывать своего испуга. — произошло небольшое недоразумение. Видите ли, я ничего не краду — просто хочу взять ненадолго. Одолжить. И то — не для себя, а вот — для Окты. Её дочь захворала из-за волшебства Фае. И было бы правильно, если бы мы ей помогли.

Цветочная дева окинула её недобрым взглядом изумрудных глаз.

— Это кровь предателя, Арди, — произнесла сидхе. — Мне нет дела до крови предателя. Даже если бы мудрейшие из мудрых прокляли бы её дитя, я бы лишь отвернулась в сторону и поблагодарила духов за их милость.

Она собиралась что-то сказать, но мальчик так крепко сжал ладонь, что слова буквально превратились в тонкий стон.

— Арди… Вы знаете мое имя, но я не знаю ваше.

Сидхе окинула взглядом ребенка и засмеялась — и в смехе её звучали не только шепот цветов на лугу, но и что-то похожее на то, как скрипят мертвые деревья.

— Ты хорошо учился у моей двоюродной сестры, Арди. Знаешь, что нам нельзя задавать вопросы.

Ребенок кивнул.

— Только если мы не связаны узами, — добавил он. — И я все еще не знаю вашего имени.

Сидхе потянулась к нему руками-ветвями, но тут, внезапно, что-то заискрило на запястье ребенка и та отшатнулась в сторону.

— Сестра оставила тебе подарок, да? Хочешь — я обменяю его на цветок, который ты пытался украсть.

— Я не спорю с вами, лишь напоминаю, что все еще не знаю вашего имени.

Сидхе сверкнула взглядом и ветер закружил вокруг них, срывая бутоны и ломая цветы, но мальчик даже не моргнул.

— Что же, — произнесла она спокойно и все стихло. — трижды было сказано и трижды было услышано. Меня зовут госпожа Сенхи’Ша, Хранительница Сада Королев.

Мальчик, только услышав имя, отчего-то перестал дрожать, да и тон его наполнился уверенностью.

— Госпожа Сенхи’Ша… возможно я ошибусь, но мне кажется, что именно вашей любимице — дальней родственнице Леноса, Стража Южных Врат, я помог шесть циклов тому назад.

— Это так, — кивнула хранительница.

— Тогда, как и завещали Королевы, я предлагаю обменять мою помощь, на вашу помощь.

Сенхи’Ша, ступая по саду с грацией кошки, подошла к мальчику и наклонилась к нему так близко, что между их носами нельзя было просунуть осеннего листа.

— Ты уверен, Арди? Уверен, что хочешь расстаться с моим тебе долгом ради незнакомого человека?

— Я предлагаю обмен.

— Ты ведь даже не знаешь, кто это, — сидхе даже не отреагировала на слова ребенка. — И все равно хочешь помочь? Просто потому, что тебе жаль той боли,