— Мистеру Мейтленду позвонили по срочному делу.

Но он скоро будет, — объяснил капитан и поспешно удалился.

Слоан зачарованно осмотрелась. Она никак не ожидала, что Нойвладеет таким сокровищем. До сих пор девушка видела нечто подобное лишь вфильмах, где красавцы миллиардеры приказывали бросить я корь очереднойгигантской яхты у берегов Монте-Карло.

Рассеянно проведя рукой по лакированному поручню, Слоанмедленно направилась к корме. Большую часть палубы занимал просторный салон сбольшими круглыми иллюминаторами и стеклянными дверями. Заглянув внутрь, Слоанс удивлением обнаружила интерьер скорее ультрасовременного пентхауса, чемкорабельной кают-компании. Белый ковер с серебристо-фиолетовым узором,образующим широкий бордюр по краям и огромный сюрреалистический медальон вцентре. Винтовая лестница с хромированными перилами вела на верхний и нижнийуровни. Диваны и кресла с обивкой в тон ковру были в продуманном беспорядкерасставлены вокруг столов со столешницами из толстого стекла, на которыхвозвышались модернистские скульптуры из серебра с позолотой. Рядом сверкаливсеми цветами радуги громадные кристаллы.

Не найдя Ноя в салоне, девушка решила, что он вот-вотраспахнет одну из многочисленных дверей, мимо которых она проходила, но вместоэтого обнаружила его на том месте, куда привел ее капитан. Он стоял у поручня,прижимая к уху сотовый телефон. Лицо непривычно суровое, даже злое.

— Меня больше не интересуют никакие увертки Уоррена, — резкобросил он. — Главное — результат, а его пока и нет. И передайте Грациелле, что,если он и на этот раз все провалит, может катиться ко всем чертям! Я больше нестану вносить за него залог, и пусть гниет в венесуэльской тюряге хоть до самойсмерти! Немного послушав, он хмуро бросил:

— Ты чертовски прав, мне не до шуток. Позаботься о Грациеллеи убирайся оттуда как можно скорее.

Он, не попрощавшись, нажал кнопку и швырнул телефон на стол.Таким Слоан еще никогда его не видела. Как не похож этот холодный, почтиотталкивающий человек на того дружелюбного, открытого Ноя, к которому еенеодолимо влекло!

Заметив Слоан, Ной мгновенно переменился.

— Привет! — выдохнул он с лениво-неотразимой улыбкой,лишившей Слоан дара речи. Господи, как он красив! Олицетворение элегантности истиля, в черном смокинге безукоризненного покроя, белоснежной рубашке игалстуке-бабочке.

Слоан остановилась в нескольких шагах от него, настолько выведеннаяиз равновесия атрибутами роскошной жизни — яхтой, вертолетом и всейобстановкой, — что не могла придумать, с чего начать разговор. Теперь Нойказался ей недоступным, надменным незнакомцем, который и смотреть не захочет нанее, бедную, ничем не примечательную девушку, впервые надевшую вечернее платье,да и то не свое.

— Здравствуйте, — вежливо, но без излишней теплоты ответилаона.

Если он и заметил ее сдержанность, то не подал виду и, взявиз серебряного ведерка со льдом бутылку шампанского, налил в бокалы и одинпротянул ей, вынудив тем самым подойти поближе.

В этот момент раздался рокот мотора, и Слоан, оглянувшись,увидела троих мужчин, взбиравшихся в вертолет. — Все это несколько неожиданно,— заметила она, не сводя с них глаз.

Ной едва удерживался от желания прижать ее к себе и провестикончиком пальца по ее щеке. Вместо этого он облокотился на поручень, безстеснения рассматривая Слоан и наслаждаясь мыслью о том, что сегодня онобязательно вынет ее из этого идеально сидевшего платья, как куколку из кокона,и насладится созерцанием совершенного тела. Слоан следила за улетавшимвертолетом сколько могла и наконец, набравшись храбрости, растянула рот вулыбке и громко выпалила:

— Парис осталась на берегу. Она боится летать.

— Какой ужас, — мрачно посочувствовал Ной.

Слоан кивнула.

— Пол остался с ней.

— Я вне себя от отчаяния.

И тут она заметила веселые искорки в прекрасных серых глазахи, кое-что поняв, быстро оглянулась на стол. Цветы, свечи в хрустальных чашах иприборы. Два прибора. Два стула. Неужели Парис…

Слоан одолевали противоречивые эмоции: угрызения совестииз-за сестры и возмущение самоуверенностью Ноя.

Как он мог все решить за нее?

— Вы знали, что Парис боится вертолетов! — негодующевоскликнула она, с осуждением взирая на Ноя.

— Что вы! Мне это и в голову не приходило, — протестующеподнял руки Ной.

— Неужели — недоверчиво усмехнулась Слоан.

Ной медленно помотал головой, но глаза его продолжалиискриться смехом. Слоан, кажется, поняла, что тут дело нечисто, но несобиралась сдаваться, пока не разберется, в чем подвох.

— Вы знакомы столько лет и до сегодняшнего дня даже неподозревали, что она не любит летать… — начала она, но тут же осеклась,очевидно, что-то сообразив. — А может, Парис на самом деле вовсе не такая ужтрусиха?

Нет, больше Ною не вынести!

Потянувшись к ней, он прикусил нежную мочку и прошептал:

— У Парис свидетельство пилота. Слоан на секунду замерла.Какое это блаженство — ощущать его теплое дыхание! Но тут же взяла себя в рукии, рассмеявшись, спросила;

— А теперь признавайтесь, зачем вы все это затеяли?

Столько хлопот — и все ради меня?

— Хотел искупить вину за ту ночь, проведенную в шезлонге.

— И не пожалели расходов? — поддела Слоан. — Вижу, вы ничегоне делаете наполовину.

— Ошибаетесь, вчера вечером я остановился на полпути, —многозначительно напомнил он, но Слоан пропустила намек мимо ушей.

— Представьте, мне нравятся шезлонги.

— Надеюсь, здесь нам будет куда уютнее. Только сейчас доСлоан дошел истинный смысл его намерений. Сердце учащенно забилось.

— Хотите, чтобы я показал вам яхту?

— Да, — поспешно выпалила девушка, мгновенно представивблестящие медные и стальные детали, насосы, двигатели, форсунки…

Ной взял ее за руку, так что их пальцы переплелись, но дажетепло его ладони не могло успокоить охвативших ее волнения и страха перед тем,что должно произойти.

Она понимала, что этот момент рано или поздно настанет, ноНой выбрал не слишком подходящую минуту, не говоря уже о месте, потому что,куда бы Слоан ни посмотрела, все настойчиво напоминало ей о том, какая пропастьлежит между ними. Они живут в разных мирах и никогда, никогда не сблизятся. ДляНоя это всего лишь мимолетное увлечение, двухнедельный роман, если, конечно, онсможет выдержать целых две недели. А для нее…