Когда он уже собирался выскользнуть из зала, послышалсягрохот подкованных солдатских сапог. Он затаился за портьерой, а дверьраспахнулась так стремительно, что ударилась о стену.

Мавильон вошел в сопровождении щеголеватого офицера. ДеАртаньяк, узнал Засядько. Мавильон продолжал говорить резким злым голосом:

– Генерал Жувер в двух днях отсюда! Он не успеет…

– Наши стены неприступны. – Де Артаньяк говорил тожерезко, с ожесточением. – Мы в состоянии продержаться и месяц, запасы нампозволяют!

– Но нет надежной защиты против ядер русских!

– Что они могут против наших стен?

Мавильон подошел к столу, но не сел, а стоял в глубокойзадумчивости, уперев кулаки в стол. Бросил словно нехотя:

– Русские уже не те варяги, что грабили наши берега тысячулет тому.

Де Артаньяк сел в кресло, откинулся на спинку, забросил ногуна ногу. Голос был пренебрежительный, словно разговаривал не со старшим позванию, а с подчиненным:

– Чем же они лучше?

– Лучшая в мире артиллерия у них, – напомнил комендант.

– Ею надо еще уметь пользоваться!

– Если они сами ее делают, то и пользоваться умеют… Наш императорпоказал под Аустерлицем, на что способна артиллерия! Только благодаря ее ядрамон уничтожил русскую армию. А этот русский полковник меня тревожит… Что-тоесть в его глазах. Такие люди умеют делать то, за что берутся. А он, судяпо всему, артиллерист!

Де Артаньяк спросил насмешливо:

– Уж не хотите ли вы сказать, что он не уступит нашемулюбимому императору?

Мавильон покосился, сел, подпер кулаками голову. Де Артаньякударил в гонг, чуть не оглушив Засядько, что прятался рядом. Вошел солдат,выслушал распоряжение, исчез. Вместо него явились двое с подносами, вином ибольшой вазой с фруктами.

Некоторое время они молча насыщались. Снова Засядькоотметил, что потомок королей держался с комендантом крепости более чем наравных. Не зря поговаривали, что в бывшей революционной армии уцелевшиеаристократы снова поднимают головы. А Мавильон, судя по манерам, выходециз бедноты, который взлетел на высокий командный пост во время революционнойбури. И тоже чует, что ежели революционный генерал объявил себя императором,ежели своего генерала Бернадота с его татуировкой на груди «Смерть королям!»поставил шведским королем, то с аристократами под его началом лучше нессориться.

– Завтра узнаем, – сказал наконец Мавильон. – Потому, как он расставил свои орудия.

– Аустерлиц повторить невозможно, – заявил де Артаньяквысокомерно. – Это под силу только французскому гению.

– Русские непредсказуемы.

Засядько начал потихоньку за их спинами продвигаться вдольстены, все еще скрываясь за портьерой. Короткий сон освежил настолько, чтокаждая мышца дрожала от возбуждения. Все тело жаждало схваток, яростной работы,прыжков через пропасти, а руки рвались к шпаге. Сердце стучало сильно, требуяприключений.

Внезапно без стука вошел слуга с подносом в руках. Засядькозастыл, слуга мог заметить его от двери! Де Артаньяк повернулся, протянул рукик подносу, а Мавильон быстро налил себе полный фужер, выпил залпом за спинойпомощника.

Де Артаньяк помогал слуге снимать тарелки с виноградом ияблоками, и Засядько, напряженный, как зверь перед прыжком, все же отметил ивнезапную предупредительность аристократа, не настолько уж и голоден, ноперестал удивляться, когда увидел, как слуга незаметно передал ему клочокбумаги. А комендант тем временем торопливо налил себе еще, осушил залпом, афужер поставил на стол раньше, чем обернулся помощник.

Слуга уже повернулся уходить, Засядько пригнулся,изготовился к длинному прыжку. Будут короткие злые удары, хруст костей…

Слуга увидел его, в глазах мелькнуло изумление, но в лице недрогнул ни единый мускул. С подносом у груди он деревянно прошествовал кдвери, распахнул, повернулся и еще раз поклонился офицерам, причем вроде бычасть поклона предназначалась и затаившемуся за портьерой человеку.

Немец, напомнил себе Засядько с облегчением. Он не знает,кто я, но раз уж прячусь, то явно противник этих захватчиков. Не скажет…

Де Артаньяк наполнял фужеры из запыленной бутылки. Мавильонследил внимательно, а Засядько неслышно приотворил дверь, выскользнул и закрылза собой.

Он оказался в полутемной анфиладе комнат. Светильники горелиредко, высокие своды терялись в темноте. В альковах темно, но вряд лиспугнет уединившуюся парочку. Немцы настолько ненавидели захватчиков, что замокпокинули даже слуги. Все пережидают в окрестных селах, куда французы забредалитолько за фуражом. А свои шлюхи, красиво именуемые маркитантками, осталисьв солдатском лагере.

Он передвигался вдоль стен, затаивался в альковах,удивляясь, сколь беспечны французы. Русские войска подошли к городу, но здесьвместо двойной охраны нет даже обычных часовых…

«Погоди, – одернул он себя. – Атаки ждут снаружи.Там тройная стража, там не спят, готовы к отражению нападения. Там до боли вглазах всматриваются в темень, выискивая ползущие тени. А пальцы застыли,обхватив ружья. Кто ждет, что за их спинами из мрачного германского подземельявместо привидения выберется русский офицер?

Я мог бы заставить вас пожалеть, – подумал онзло, – что вышло не привидение, а я. Но и так сдадитесь утром, когданачнется бомбардировка. Когда под ударами ядер с грохотом рухнут ворота,обрушится стена, а город охватят пожары. Когда уцелевшие солдаты начнутпоскальзываться в лужах крови, когда от жара начнут лопаться глаза и горетьволосы!»

Чутье ли его вело, но когда он увидел на звездном фоне устены тонкий девичий силуэт, то уже знал, кто это. Неслышно скользнул сзади,сказал тихонько над самым ухом:

– Детям пора бы спать…

Она резко повернулась. Мгновение он видел изумление всияющих глазах, видел ее восторженное лицо, в следующее мгновение она бросиласьему на шею. Он с неловкостью держал ее в руках, погладил по голове, попыталсяотстранить, но она прижималась к нему, счастливая и трепещущая. От нее шелнежный, едва уловимый запах степных цветов.

Все еще ребенок, напомнил он себе. Только ребенок,наслушавшийся рассказов про войну, где героические принцы-полковники совершаютподвиги, спасают, поверр. гают…

– Ну-ну, – прошептал он на ухо, – а то насзаметят.

Оля наконец отстранилась, но пальцы ее крепко держались заего рубашку. Лицо ее было сияющее, глаза блестели ярче звезд. Но не ярчебриллиантов на медальоне.

– Александр Дмитриевич!.. Это как в сказке… Я толькоподумала о вас, и сразу же…

– Это опасно, – предостерег он. – Вдруг подумаешьо волке? Или злом медведе?