— Ха! Несносный мальчишка! Что ты себе позволяешь? Как будто речь идет о какой-то щели. Здесь все не так…

Если принадлежность к Синклиту, членство в нем, было явным, все знали его избранников, то причастность к Совету Координации была окутана тайной. Члены его продолжали принимать участие в заседаниях Синклита, но сколько их было, кто они, когда и где заседают было неизвестно. Спрашивать об этом считалось дурным тоном. Доктор предполагал, и Фома был склонен ему верить, что существуют некие пространственно-энергетические уровни, пребывание на которых позволяет создать двойника и даже двойников, своеобразные ниши, где и собирались избранные — вне времени, вне пространства.

— Здесь выбирают только достойных? ошибка исключена?

— Выбор, Андро, удел человеческий. Здесь не так. А как, когда-нибудь узнаешь, так же как и все мы. Ошибка может быть при выборе, а здесь его нет.

— Как у меня?..

Сати не ответил…

У меня очень интересная жисть! Фома валялся на кровати, пытаясь побороть огромную каросскую ночь. Я — человек-сейф с неизвестным для каких целей содержанием. Как каплун, которого откормили орехами, но забыли сказать, что последняя трапеза — это он сам. Интересно, а я в последнюю секунду буду знать для чего я так нашпигован? Мне-то что от всего этого? И зачем мне это все: дыры, апокрифы, Хруппы?.. Шкуру спасать?.. Один отрадный момент — Иеломойя (о родных он старался не думать, для них, понимал он, его появление теперь будет не меньшим ударом, чем исчезновение до этого), но исчезнуть здесь для всех я не смогу. А почему не смогу?.. Найду Мэю и спрячемся с ней в какой-нибудь богом забытой дыре… Ну вот, опять дыра!.. Куда меня заносит?.. Все очень хорошо, но исчезнут не удастся — Доктор! Этот не даст. А уж каппа!..

С этим он уснул.

11. Хранилище

Линия отчаянно задрожала, как струна перед разрывом. Дыра. Доктор не успел. Хрупп на полном ходу провалился в зияющий разрыв. Он все предусмотрел. Доктор сделал вираж вокруг кратера. Вокруг дыры со зловещим свистом носились оборванные концы силовых линий пространства. Оставаться здесь было опасно, Хрупп своим провалом ускорил гибельный процесс, оборвав одну из последних уцелевших струн Кароссы. Даже думать было нельзя, чтобы сейчас ликвидировать разрыв, это было бы самоубийством. Для того, чтобы полностью восстановить равновесие и заткнуть дыру, нужно было найти хранилище розовых кругов и активизировать их — внизу, и Фома — здесь…

— Ну что, Доктор, больной перед смертью потел?..

Фома появился на ровной горной площадке, откуда был хорошо виден Белый город. Город, оправдывая свое название, ярким светлым пятном выделялся на зеленом фоне равнины. Кряж уходил двумя отрогами вверх и в стороны, образуя естественную защитную подкову столицы от лихих ветров, гулко завывающих в долине по другую сторону гор, там, где стоял когда-то главный монастырь Ордена Розовых кругов. Правда, до него было еще далеко.

Проводники безнадежно отстали, не выдержав бешеной скачки, предложенной графом, он был один, на взмыленном коне. В ожидании его, Доктор рисовал на мягкой голубой глине карту долины и прилегающих кряжей, отмечая, предположительно, места, где когда-то мог стоять монастырь.

— Что молчишь, Пифагор?

— Больной порвал все провода и шланги капельницы, благодаря которым Каросса была жива, — отозвался Доктор, дорисовывая схему.

— Вот и лечи их после этого! — озаботился Фома, рассматривая рисунки. — Значит, ты его не угрохал. А если мы не успеем с кругами?

— Тогда придется лезть на амбразуру…

Доктор отбросил веточку и добавил через большую, но безвдохновенную паузу:

— Вообще-то лезть на нее придется в любом случае.

— Как я люблю эту жизнь и тебя, Док, ты бы знал!.. Тебе никто не говорил об этом, случайно?

— Я это вижу по твоей физиономии, она объясняется без посредников…

Они стали осторожно спускаться по обрывистому склону к равнине, что светло зеленела от солнца далеко внизу. В иных местах лошади храпели и ни в какую не хотели идти, как бы предупреждая, что погибнут не только они, непарнокопытные, но и «вы — твари бескопытные!», — приходилось спешиваться и тащить благоразумных животных за узду.

Место оказалось заброшенным, хотя за одним из озер была видна небольшая бедная деревенька в несколько домов, где копошились люди в своих огородах. Несколько человек, размахивая руками, собрались возле стельной коровы, которая почему-то решила разродиться на свежем воздухе и теперь жалобным мычанием оглашала окрестности о своем намерении.

Следы пожара и вандальского разрушения монастыря остались до сих пор, пахло гарью и стылой безнадегой. Вокруг груды камней, которые даже отдаленно не напоминали монашескую обитель, стояли полуразрушенные печи, вероятно, бывшие крестьянские избы или подсобные помещения монастыря, и как бы указывали место, где раньше располагался главный храм Ордена Розовых кругов.

— Интересно, кого они здесь увидели? — протянул задумчиво Фома, имея в виду разведчиков. — И где они, кстати, сами?

Унылый пейзаж пепелища и руин, не скрашивали даже тихие озера и голубые горы, может быть, из-за мелкого нудного дождя. Вдохновения здесь не нашел бы даже пленеролюбивый Левитан, разве что Ван Гог, с ушами. Спрятаться было негде.

— Не в печах же они этих спрятались! — возмущался Фома. — Подозреваю, что в коровнике, потому что скотина сама не придумает рожать под дождем!

Он сложил руки рупором.

— Э-ге-ге-гей, славя-аа-не!!! — разнеслось над озерами мощное и убедительное.

Отразившись от гор, эхо вернулось грозное, как лавина. Крестьяне немедленно исчезли в своих халупах, а корова рванула в озеро от такой жизни, но по дороге благополучно разрешилась и топиться передумала, задумчиво облизывая дитя молодецкого крика.

— Ну вот, акушером стал крестным! — усмехнулся Фома.

— Я так понимаю, что тайн у нас больше нет? — спросил он у Доктора, после того, как эхо, мечась в горной чаше, посбивало всю летающую тварь с деревьев. — Нам