И снова обратился к главному:

— А почему она должна умереть, старик?

— Она не должна знать, где хранилище, — глухо, словно из той самой бездны, что мерцала в его глазах, ответил монах. — Никто не должен!

— Выходит, что мы тоже покойники?..

Человек в капюшоне промолчал, но было видно, что он совсем не против такой перспективы и сделал бы для этого все возможное.

Монаха звали Мерил, после гибели ордена и его магистра, мастера Тэна, он возглавлял братство, жалкие крохи которого стояли сейчас вдоль стены. Загремели собираемые дротики и кинжалы, и Доктор, наконец, оказался у стола, на котором лежала Мэя; все оружие монахов и выход из пещеры оставались сзади него и он мог контролировать и пресекать любые действия розовых монахов, находящихся в противоположном углу, на коленях и лицом к стене.

— Если Хрупп узнает, — сказал монах, — то…

— В каком подвале ты сидел, старик, что так отстал от жизни? — перебил его Фома. — Доктор, что там? Не молчи!..

— Хрупп сейчас не у дел, — объяснил он монаху, — на него объявлена охота и награда за его голову.

Монах недоверчиво смотрел на него. Фома достал бумаги, о которых позаботился Меркин.

— Это о моем назначении, а это вас должно особенно порадовать, о кругах ваших долбанных!.. Доктор?!

— Каких?

— Розовых, розовых!.. А это указ о восстановлении всех ваших храмов и монастырей, в кратчайшие сроки, причем вашими же силами, что мне абсолютно дико… Док, что с Мэей?..

Мерил, кажется, приходил в себя и внимательно читал указы, сверяя печати, бумагу, титул, потом закрыл глаза и истово — глубоко, носом — вдохнув в себя воздух, прижал руки к груди и так застыл. В любое другое время Фома почувствовал бы себя Гермесом — вестником богов, но сейчас…

Доктор слишком осторожно прохаживался вокруг Мэи, словно не решаясь что-либо предпринять.

— Док, что? — нетерпеливо переспросил он, но тот снова ничего не ответил, принюхиваясь. — Док!!!

— Сейчас, сейчас, погоди!

— Что с Мэей?.. — Фома повернул к себе монаха, забирая бумаги. — Она спит, в трансе, одурманена?

— Она мертва… — Мерил побледнел. — Ее усыпили средством, которое убивает во сне.

Фома со страшной улыбкой прижал кинжал к горлу старика, но Доктор остановил его.

— Где это средство? — спросил он у Мерила. — Дайте мне его!

— Мерил, моли своих богов!.. — Фома надавил на горло кинжалом.

Мерил достал из-за пазухи флакон. Доктор быстро отвернул крышку, осторожно понюхал и достал из своих бесчисленных карманов на поясе другую склянку. Что-то поколдовав, он вколол содержимое обоих пузырьков в руку Мэи. На немой вопрос Фомы он ответил пожатием плеч, мол, ждем.

Фома отнял кинжал от горла и еще раз повертел клинком перед носом монаха.

— Молись, Мерил, чтобы девочка проснулась! — повторил он. — Если эта штука не подействует!..

Он не договорил, следя за Доктором. Тот смешал еще какое-то снадобье и снова вколол. Фоме казалось, что он все делает очень медленно.

Мерил вдруг опустился на колени, сложил руки внизу живота и стал едва заметно раскачиваться, как когда-то Мэя в комнатах Фомы, только она еще поднимала руки на манер молодых деревцев, у которых все ветви вверх. Потом послышались негромкие заунывные и напевные слова молитвы. Остальные монахи тут же подхватили напев канона и вскоре помещение заполнило мощное горловое пение, исполняемое а капелла. Это была молитва о прощении и милости Мэе.

Пение захватило Фому, он потерял счет времени и вообще представление о том, кто он и зачем. Радость и ликование заполнили его в мощном резонансном звучании. И когда молитва закончилась, он с удивлением обнаружил, что все осталось по-прежнему. Мэя недвижно лежала на столе.

Мерил встал. Медленно обошел вокруг стола и вернулся в свой угол. Фома не отрывал от него глаз. Ничего хорошего вид монаха не сулил. Тишина становилась невыносимой. Под рысьим взглядом Фомы Мерил вздохнул и сказал, что они сделали все, что могли.

— Все?.. — Фома не верил. — Старик!..

Он поднял меч, но тут же отбросил его и схватил настоятеля за грудь; он не собирался верить в такую ерунду.

— А ты через не могу, монах! Сделай, я прошу тебя! Ведь можно же что-то сделать!..

Мерил молчал. Фома обернулся к Доктору.

— Акра, верни мне девочку!

Доктор едва заметно пожал плечами.

— Подождем еще, — сказал он.

— Чего ждать? Ее вытаскивать надо! — закричал Фома, вдруг поняв, что теряет Мэю. — Хватит ждать, ничего уже не будет! Надо что-то делать! Сделай что-нибудь, ты же доктор!..

Крик его метался по коридорам катакомб, постепенно затихая, исчезая, как надежда.

— Ну, Мерил!.. — Снова тряс Фома монаха. — Попроси своего розового бога, вы же с ним вместе! Давай я вместе с тобой попрошу, а? Давайте все вместе, у нас получится, если вместе!..

Когда он заставил монахов молиться в третий раз, Доктор не выдержал:

— Хватит! — тихо сказал он. — Это уже ни на что не похоже! Это уже не молитва, угроза!.. Вставай!

Не обращая внимания, Фома стоял на коленях среди монахов и пел, неловко угадывая каденции, действительно, скорее угрожая их богу, чем моля. Оборвав пение, он бросился к Мэе, внимательно рассматривая ее лицо, щупая пульс. Все та же беломраморная холодность! Безумие его нарастало.

— Она уже далеко, — услышал он голос Мерила.

— Слушай, старик, мне плевать, что ты думаешь! Проси своего бога вернуть ее!

— Андре, успокойся! Больше, действительно, ничего сделать нельзя…

Он увидел перед собой Доктора, по губам которого читалось, что сделано все, что можно. Потом обвел взглядом присутствующих: монахов, Мерила, лежащую далекую и уже порфироносную Мэю.

— Всё? — переспросил он, как бы силясь уместить это в голове. — И никто ничего?.. Даже ты?..