Тогда я спрятал Гошу в шкафу, из которого будет легко выбраться, если меня вдруг похитят спецслужбы, нашедшие у него на даче кучу презанятных трупов, и пошёл открывать дверь.

На пороге стоял Гоша. Этому экземпляру повезло больше — он почти доходил мне до груди и вполне мог убедить незнакомых людей, что всегда такой и был. Но, разумеется, не меня.

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.

— Можно войти? — спросил Гоша и ухмыльнулся своей фирменной плутоватой улыбочкой.

— Где остальные? — спросил я. Гоша хоть и друг мне, но я сомневался, что выдержу нашествие всех его воинственных копий.

Тот ответил мне туманным взглядом и неопределённо пошевелил пальцами. Я не стал уточнять и посторонился. Если уж меня преследуют кошмары, неудивительно, что Гоша не хочет об этом говорить. Я бы сказал, что не видел более извращённого самоубийства, но при других присутствовать не доводилось.

— Ты бы не мог вернуть мои бумаги? — заискивающе осведомился он.

— Конечно, — ответил я и проводил его в ванную.

— Понятно, — сказал Гоша, изучив серую кашу в тазу. — Ноутбук?

— Отформатировал.

— А флешка?

— Какая флешка? Ты не говорил про флешку! — я был возмущён. Всё же, жулик остаётся жуликом даже в своих благих порывах.

— Забыл, наверно.

Я ему не поверил. Уж слишком вид был порядочный — у честных людей такого не бывает.

— Так ты точно не видел флешку?

— Нет.

Гоша помолчал, покачиваясь с пятки на носок.

— Печалька, — сказал он, наконец, и ушёл. Даже от ужина отказался, пожаловавшись, что надо скорее проникнуть в лабораторию.

— Это ты спёр флешку? — спросил я у маленького Гоши.

— Как я мог спереть собственную вещь?

— Ладно, взял, перепрятал или какой обтекаемый глагол тебя устроит.

— Ну-у…

— Ты же просил уничтожить все документы!

— Я?! — Гоша с самым невинным видом округлил глаза. После того, как он кардинально уменьшился в размерах, спорить с ним стало сложно. Он стал как бы вроде хомяка, на которого можно только умиляться (если, конечно, принять как аксиому, что хомяки этого достойны, с чем лично я не согласен).

Ночью маленький Гоша исчез. А через пару дней явился тот, что побольше.

— У меня отличная идея! — возвестил он с порога.

Я содрогнулся. Мерзавец продолжал сиять, а из кармана у него торчал мелкий. И тоже сиял.

— Мне нужно много денег, — поведал Гоша. — Я уверен, что нашёл способ сделать нас больше и вернуться к нормальной жизни. Скажу, что это мой потерянный в детстве близнец. Главное разобраться с размерами, а то Нина нас не поймёт. Но на подготовительные эксперименты потребуется много средств.

— Я посмотрю, сколько у меня есть, — мысль про близнеца мне понравилась — всё лучше, чем прятать труп, пусть даже такой маленький.

— Оставь, — отмахнулся Гоша с такой небрежностью, что я оскорбился. — Сколько бы у тебя не было, этого недостаточно. Будет куда проще позаимствовать эту сумму из банка. Я верну деньги потом, когда запатентую свои изобретения и разбогатею.

— В наше время грабить банки стало довольно сложно, — заметил я. — Или один из вас внезапно сделался хакером?

— У меня есть способ получше. Как оказалось, ни одна защита не предусматривает наличия у человека такой маленькой копии, — Гоша с гордостью покосился на своего отпочкованца.

— Не вижу, как это тебе поможет.

— Детали обсудим позже. Для начала нужно купить тебе кое-какое обмундирование.

— Я очень ценю, что с годами ты не утрачиваешь надежды втянуть меня в свои асоциальные проекты, но вынужден отказаться, — ответил я с достоинством. — Я подал заявку на участие в лунной экспедиции и не хочу пропустить её из-за того, что буду сидеть в тюрьме. Согласитесь, это уважительная причина для отказа.

Гоша даже не показал вида, что огорчился. У него наверняка был запасной вариант. Как обычно. Он всегда был мелким жуликом, даже в школе, когда выставлял всё так, будто это я разрисовал класс портретами инопланетян или запустил ужа в девчачью раздевалку. Не то, чтобы я злился — время спустя это оказалось весело. И Гоша конечно мой друг — уж какой есть, и других не будет. Единственный шанс приобрести много друзей я упустил, когда не вмешался там, на даче, и не помешал Гоше поубивать себя. Сильно сомневаюсь, что у меня когда-нибудь появится другой. Гоша единственный счёл меня пригодным для дружбы, а это что-то значит. И у меня уж точно нет никаких прав судить его и порицать за неверные решения. Мне очень стыдно. Даже не знаю, как у меня язык повернулся назвать своего друга мелким жуликом.

Он — два мелких жулика.

И обоих посадили.

Несколько ведомств, как я слышал, боролись за право обеспечить гошину отсидку со всеми удобствами, так что устроился он вполне неплохо, учитывая обстоятельства. Кажется, ему даже пообещали выделить средства на опыты. Я хотел посоветовать ему ничего не подписывать без свидетелей и адвокатов, если он не хочет однажды проснуться человеком-муравьём на службе у коррумпированного правительства, но меня вытолкали за дверь.

Однажды я сидел и дописывал статью, когда меня отвлёк звонок в дверь. Зная, что Гоша в обоих своих лицах всё ещё где-то сидит, я утратил осторожность и даже не посмотрел в глазок.

— Он говорил, у него отличная идея, — хором сказали обе Нины. Они стояли, держась за руки, и хлопали большими трагическими глазами. — Ну и вот, — развели они руками.

Тогда я убежал и заперся в туалете. Что ещё я мог сделать?..

Ольга Дорофеева. Трое, не считая

— Ложимся поудобнее, расслабляемся, — доктор Гаровский улыбнулся так нежно, словно Рома был юной соблазнительной девушкой. — Сейчас я нажму вот эту кнопочку, и процесс пойдет. Но вы же не в первый раз, всё знаете. Закрыва-аем глазки, — палец доктора замер над большой выпуклой бляшкой.

Рома мысленно помахал рукой пялившейся в ай-всёшник жене и закрыл глаза.

Ничего не произошло.

Как «не в первый раз», он отлично знал, что вокруг должно было потемнеть, потом руки и ноги гадко холодели, и начинался короткий глубокий сон, после которого приторный голос Гаровского говорил: «Глазки открыва-аем».

Но ничего не потемнело. Рома отлично видел, как доктор нажал на кнопку, хмыкнул, нажал ещё. Потом он как-то украдкой посмотрел на Ромину жену, на лежащего Рому и нажал уже в третий раз.

— Ой, — стоявшая рядом ассистентка закрыла рот ладошкой и тоже посмотрела на Ромину жену.

«Да что там с ней? — удивился Рома и встал с кушетки. Жена была, как жена: ничего необычного. Розовые волосы, в ушах туннели до плеч, меховая туника и „сникерсы“ разного цвета. Сейчас все так носят. Разве что недавняя татуировка на лбу смотрелась слегка вызывающе. — Говорил же, не надо делать змеиный зрачок у третьего глаза. Все наши знакомые выбрали кошачий, а ей подавай эксклюзив!»

— Госпожа Романова, — немного сипло позвал доктор.

«Лучше бы аппаратуру проверил, чем мою жену клеить», — возмутился Рома, но вслух сказал только:

— Гаровский, у тебя опять что-то не работает. В прошлый раз полдня проваландались…

— Госпожа Романова, — беспардонно перебил его доктор, — у нас тут сбой. Ужасно, но мы потеряли…

— Чего? Потеряли? — опешил Рома.

— …вашего мужа. Будем загружать сохраненную копию?

— Копию? А я? — только теперь Рома заметил, что его тело по-прежнему лежало на кушетке. Выглядело оно преглупо: руки вдоль туловища, а ноги расставлены, как у толстяков на пляже. Рот приоткрыт в ухмылочке, на щеке блестит мокрая полоска от слюны. Но и такое тело отдавать копии совершенно не хотелось.

— Мм… — Анжелика оторвалась от три-дэ экрана и задумалась. — Как жаль! Он только что окончил курсы по этой новой кофеварке, ну, которую все рекламируют. Придется учиться заново.

— Неосмотрительно, — Гаровский покачал головой. — Предупреждаем же: всегда копируйтесь после повышения квалификации. Голубушка, — он повернулся к медсестре, — запросите копию, а в остальном — всё, как обычно. Да, и не распространяйтесь там, что у нас был сбой. Скажите: по желанию клиента.

За последующие